Девятый Ежегодный Московский Аниме-Конвент «AniStage 2013» 31 августа в СДК МАИ!

[FunEx]

Девятый Ежегодный Московский Аниме-Конвент «AniStage 2013» пройдет 31 августа (суббота) в СДК МАИ!

Аниме-конвент откроет для вас свои двери, где ваc ждет невероятный выбор на любой вкус!!
Ведь аниме-праздник будет одновременно проходить в четырех залах + Фотоугол, конкурсы и розыгрыши!
Каждый сможет выбирать интересное именно ему!!



Подробнее здесь: http://funex.diary.ru/

@темы: косплей, фанарт

---

Обсуждение Саске в последних главах

[Квалли Леталли]

В последней главе произошло очень неординарное событие, которого, думаю, все ждали давно -

спойлер!

воссоединение Команды 7. И, более, того, Саске заявил, что

спойлер!

станет Хокаге!
В связи с этим предлагаю обсудить данный поворот событий.

Моё мнение:

Моё мнение: сначала я начала истерично хохотать и подумала, что автор обкурился, но потом решила, что мне это нравится. Просто с самого начала не надо было подходить к уходу Саске как к уж очень серьёзной трагедии. Просто заблудший маленький мальчик.

@темы: manga

---

Манга. Москва.

[Wolfhard]

Не нашел запрета на подобное сообщение. Если предложение манги на продажу запрещено правилами, уважаемая Администрация — удалите пожалуйста сообщение.
Продам мангу "Наруто" на русском языке тома 1-13. Цена 70руб/том. Торг и пересылка — открытый вопрос.

@темы: manga

---

манга Наруто

[lilu_lilu]

Ну очень хочется пообсуждать мангу! если есть желание, загляните пожалуйста: lilu-ita-chan.diary.ru/p188288381.htm
мое видение прочитанного, очень хочется услышать и другие мнения!

@темы: manga

---

Войти в одну реку

[Maksut]

Название: Войти в одну реку.
Автор:Maksut
Бета: Rileniya
Фандом: Naruto
Пейринг: Сай, Морино Ибики
Рейтинг: PG
Жанр: ангст, повседневность
Размер: драббл
Саммари: В подвалах Морино Ибики прохладно. А Сай одет слишком легко
Дисламер: не принадлежит, не извлекаю
Предупреждения: капля натурализма, намеки, ООС по желанию
Размещение: только с разрешения автора
Состояние: завершен.
От автора: удивительное дело, но этот крошка-драббл писался мною почти неделю.

Лифт гудит надсадно, и каждый этаж конвульсивно дергается, дребезжа разболтанным механизмом. Сай внимательно смотрит на попеременно загорающиеся лампочки: первый, второй, третий… Минус шестой этаж – холод, сырость и вечный запах плесени. Как они здесь работают? Словно услышав его мысли, сопровождающий чунин несколько раз кашляет в кулак.
Сай украдкой косится на него – тусклые волосы, землистое лицо, запавшие глаза и хриплое дыхание. Натренированное воображение тут же рисует подробную картину изъеденного аспергиллезом нутра: пораженные паразитирующими наростами легкие, алые от воспалительных процессов дыхательные пути, внутренности в щедрой россыпи грибка… Лифт останавливается, двери распахиваются, огласив узкий коридор дежурным звонком.
Сай пропускает сопровождающего вперед, хотя и сам прекрасно знает дорогу. Перед нужным кабинетом он замирает, прежде чем ударить костяшками пальцев в тяжелую дверь.
- Войдите.
Он поворачивает отполированную тысячами чужих рук латунную ручку и делает шаг вперед. Болезный чунин остается за порогом, тоскливо сверля стену слезящимися глазами.
- А, ты, - не вставая из-за стола, говорит Морино Ибики. – С чем пришел?
- Я, - легко соглашается Сай и протягивает собеседнику свиток из плотной бумаги.
Ибики с полминуты внимательно изучает послание, а потом, хмыкнув, небрежно сворачивает его и откладывает на край стола. Крупные, в сетке выпуклых вен ладони сложены одна на другую, полумесяцы ногтей чистые, они кажутся неестественно белыми на фоне смуглой кожи.
- Садись.
Сай послушно опускается на металлический стул. Помня о предыдущих посещениях, он не опирается на спинку, чтобы не морозить недавно травмированную поясницу о сталь.
- Тут, понимаешь ли, сложное дело, - Ибики тянется к нагрудному карману и достает оттуда пачку сигарет.
Сай терпеливо ждет, пока он прикурит и выпустит в потолок первое облако едкого дыма.
- Лично я не против отдать тебе этого Синг Яо, мы его уже отработали, однако я прекрасно знаю, что бывает с теми парнями, которых ты забираешь. А этого Яо требуют еще и анатомы, Судзуки вечно жалуется, что после вас не с чем работать. - Ибики придвигает к нему другой, точно такой же свиток, но только с печатью чужого отдела. - Вот такая вот дилемма.
Сай равнодушно пожимает плечами.
- Корень в приоритете.
- Не сейчас, - Ибики разворачивает чужой свиток, показывая витиеватую роспись. – Хокаге дал добро.
Впервые за весь разговор Сай поднимает взгляд и смотрит в глаза Ибики. Тот щурится, то ли от дыма, то ли еще от чего, в глубоких шрамах гнездятся тени, рот кривится, он похож на расселину в теле скалы. Сай несколько раз моргает, чувствуя себя ящерицей, пришпиленной кунаем к дереву, за дверью слышится все тот же надсадный кашель.
Пальцы неосознанно подрагивают, повторяя капризное и легкое движение чернильного росчерка по бумаге, он уже знает, как нарисует это лицо.
- Нам нужен Синг Яо, - медленно повторяет Сай, а потом озвучивает очевидное. – Но наш разговор продолжается, а это означит лишь одно: у меня все еще есть шанс получить его. Чего вы хотите?
В чужих глазах мелькает что-то похожее на одобрение.
- Ты сообразительнее, чем остальные, - хмыкает Ибики и тушит окурок о дно темной, матовой пепельницы, несколько крошек пепла падают на бумаги. Сай скашивает глаза и разбирает в мелком шрифте слова «измена» и «провокация». На секунду ему кажется, что это знак, предупреждение, но он приказывает себе выкинуть эту чушь из головы.
- Знаешь, сначала я хотел поторговаться с тобой, - продолжает дзенин, непринужденным жестом переворачивая помеченный пеплом документ текстом вниз. – При должном умении даже из Корня можно вытрясти что-нибудь... Но я передумал.
Саю совсем не нравится эта нетипичная для Ибики разговорчивость, в голове, словно дождевые черви во влажной земле, беспокойно копошатся версии одна неприятнее другой.
- Ты мне нравишься, - тем временем продолжает Ибики. – В тебе есть то, что я ценю в своих ребятах, жаль, что ты на крючке у Данзо, я бы взял тебя в отдел.
Не зная, как реагировать, Сай поводит плечами, это можно трактовать как угодно. Например, «спасибо, я польщен». Или – «я передам это своему начальству». Язык жжется фантомной болью, Сай прикусывает его зубами, сглатывает вязкую слюну.
- Забирай своего Яо, с медиками я разберусь.
Сай кивает, он знает, как работает эта схема: Ибики говорит анатомам, что их документы припозднились, а Корень виновато разводит руками – мол, отдавать уже нечего, все пущено в расход, но если хотите, можете покопаться в мусорных мешках.
- Я пришлю конвой в шесть двадцать, - говорит Сай и встает со стула.
Уже у двери его окликают:
- Ты не мерзнешь?
Сай переводит взгляд на собственный голый живот, бледным пятном светлеющий на фоне темного кабинета.
- Только когда спускаюсь к вам.
- Привыкай, что-то мне подсказывает, мы свидимся еще не раз.
Сай не может понять, что выражает чужое лицо, наполовину сокрытое в тени. Сложности с распознаванием эмоций – типичная деформация дл Корня. Он выходит из кабинета.
Чунин стоит, прислонившись к стене, его глаза закрыты, а лицо расслабленно. Кажется, он спит. Или умер.
Сай говорит:
- Наверх.
Чунин открывает уставшие глаза, моргает, словно пытаясь сообразить, где он, а потом тяжело идет в сторону лифта. Сай понимает, что это лишь игры воображения, но ему кажется, что наверх железная коробка поднимается в два раза медленнее.
Когда он спускается в отдел дознания в следующий раз, его встречает уже другой чунин: совсем юный, с мягкой, пружинящей походкой и загорелым лицом. По тому, с каким удивлением он смотрит на его костюм, Сай понимает – новичок.
- Здесь раньше был другой чунин. Где он?
- Длинные волосы, невысокий?
- Кашлял.
- Это Ито, он умер на прошлой неделе.
Они выходят из лифта, Сай привычно пропускает сопровождающего вперед. Перед нужной дверью он останавливается, собираясь с мыслями, а потом берется за ручку. Сегодня он не стучится, чувствует – его ждут.
- Рад тебя видеть.
Сай проходит вглубь комнаты: документы, густо исписанные мелким шрифтом, знакомая уже пепельница, нечитаемый прищур… И все же кое-что поменялось с его прошлого визита – металлический стул исчез, на его месте появился деревянный. Обшарпанный, явно заставший еще молодость Третьего, но с уютной, полукруглой спинкой и покрытыми облупившимся лаком подлокотниками.
Сай пару секунд, молча, разглядывает стул.
- Садись.
Он с сомнением косится сначала на Ибики, потом на стул, но все же опускается на скрипучее сидение. Спину больше не жжет мертвенный холод стали, все еще не оправившаяся от ранения поясница расслабляется, боль, сковывавшая позвоночник, отступает.
На секунду Саю кажется, что он видит в чужом лице тень удовольствия.
- Кого хочешь забрать на этот раз?..

@темы: фанфик

---

Фанарт

[ANNrise]

@темы: фанарт

---

Если именно Вы желаете знать, на кого из героев «Naruto» Вы больше всего похожи...

[Tsuba-chan]

...тогда Вам именно к нам!
Сообщество Naruto ID, расположенное на беоне, приглашает всех желающих найти своё второе «я» в мире «Naruto»!
По результатам дискуссии и голосования Вы получите красочный штампик с Вашим ником и наиболее подходящим Вам по характеру персонажем, и просто хорошо проведёте время, возможно, найдёте новых и интересных друзей, которые тоже любят фэндом «Naruto».

Мы рады всем. Добро пожаловать!

---

Фанарт

[ANNrise]

возможно слеш... поэтому осторожно, господа)))

@темы: фанарт

---

[Knaffi182]

Название: HIGH FIVE!!
Музыка: Roach - HIGH FIVE!!
Автор: Knaffi182

@темы: видео

---

[Allena_Ori]

@темы: фанарт

---

[Y.N.G]

здесь

@темы: аватар

---

[Redmond.]

Ищу нарутовцев из Минска для общения и для того, чтобы можно было собираться и устраивать веселые прогулки)

@темы: вопросы

---

Ищу художника

[Aliana_sakura]

Ищу художника для совместного создания додзинси по Наруто. Кому интересно пишите сюда.

---

Мужское начало

[Maksut]

Название: Мужское начало.
Автор: Maksut
Бета: Риления
Персонажи: Учиха Итачи, Хошигаке Кисаме, ОЖП.
Рейтинг: R
Жанр: повседневность, юмор, ангст, романс.
Размер: 3000 слов
Дисклаймер: мир и персонажи принадлежат М. Кишимото. Выгоды не получаю.
От автора: AU в рамках канона, ООС по желанию. Авторский юмор, авторские же кинки (!). Физиологические подробности, пафос. Фик написан для конкурса "Фанфикеров-лузеров".
Саммари: Мужчинами не рождаются, ими становятся. (с) Или сказ о том, как Учиха Итачи девственности лишался.
Размещение: только с разрешения автора.

Итачи просыпается от пристального взгляда, который ползет по коже, словно назойливое насекомое, и, прежде чем открыть глаза, активирует шаринган.
Хошигаке.
Всего лишь Хошигаке.
- Что случилось? – хриплым ото сна голоса, спрашивает Учиха.
- Ничего, - пожимает плечами напарник и взмахивает тряпкой, распространяя по комнате едкий запах полироли.
Итачи вздыхает и переворачивается на другой бок, утыкаясь носом в стенку. Кровать узкая, тут и там из нее лезут пружины, белье неприятно пахнет сыростью и чуть-чуть – плесенью. Но это многим лучше промерзшей земли под тонким плащом и кроны деревьев вместо потолка.
Но заснуть вновь не удается: слишком светло, слишком шумно, слишком противный запах… Итачи едва слышно фыркает в подушку, от чего в воздух поднимается крошечное перышко. Он мог спать когда угодно и где угодно. Наверное, он просто выспался. И ничего не болит… Странное чувство.
Лязг чешуек Самехады стихает, Итачи снова чувствует чужое тепло.
- Что?
Хошигаке сидит на корточках возле кровати и внимательно разглядывает что-то в лице Итачи.
- Подбородок.
Учиха неосознанным жестом трет подбородок: ни нарывов, ни шрамов, ни сыпи. Все в порядке.
- Вы бреетесь?
- Нет.
- Ага… А сколько вам лет?
Итачи сглатывает кислую после сна слюну и садится в постели, приглаживая растрепавшиеся за ночь волосы. Он не чувствует опасности от Хошигаке, за те шесть лет, что они работают бок о бок, напарник еще ни разу не подвел его, но… С чего вдруг такое любопытство?
- Почти двадцать.
- То-то и оно, - с умным видом кивает Кисаме и переводит взгляд ниже. – И ляжки гладкие, как у девицы.
Итачи опускает взгляд на собственную ногу, выглядывающую из складок одеяла, – белая кожа и ни намека на волосы. Хошигаке с неприятным звуком скребет ногтями щетину на скулах и хмыкает.
- Ближе к делу, - теряет терпение Учиха.
- Куда уж ближе? Я ни разу не видел вас с женщиной, и даже более того – ни разу не замечал, чтобы вы, извиняюсь, дрочили. К тому же у вас не растут волосы на теле, и вы почти не пахнете…
Итачи озадаченно трет переносицу.
- С вами что-то не так, - подводит итог Хошигаке и скрещивает мощные руки на груди.
Учиха не любит, когда кто-то указывает ему, что с ним так, а что не так… Но в словах Кисаме определенно есть рациональное зерно.
С ним что-то не так.
Но обсуждать это с напарником он точно не намерен.
- Есть вести из центра?
Хошигаке крякает, но все же меняет тему.
- На рассвете был Зецу, для нас ничего.
Итачи кивает и свешивает ноги с кровати, нащупывая сандалии. Хошигаке вновь возвращается к чистке меча – Самехада размотана почти до середины, она послушно приподнимает чешуйки, позволяя вычищать остатки вчерашних нукенинов, речного песка и обрывков одежды.
В крохотной ванной, отделенной от номера тонкой стенкой и хлипкой дверью на проржавевшей щеколде, сумрачно, единственная лампа под потолком дает издевательски тусклый, прерывистый свет. Лицо кажется землистым и нездоровым, а освещение добавляет глубины и цвета синякам под глазами.
Итачи быстро разоблачается и перешагивает было через бортик ванной, как вдруг останавливается. Размытый силуэт собственного тела в заляпанном брызгами зеркале кажется неестественно белым и гладким, словно вырезанным из бумаги.
Морщась от ощущения влажной ледяной плитки под ногами, Учиха вновь возвращается к зеркалу и внимательно осматривает себя, словно врач, тщательно и беспристрастно ощупывая руки, грудь, пальпируя живот, спускаясь холодными пальцами ниже, к лобковой кости и бедрам.
И ведь действительно… Как он мог не замечать этого?
Рельеф мускулов сглаженный, словно у гимнаста, а не у шиноби – никаких узлов, бугров и вздувшихся вен поверх выпуклых бицепсов. Но главное не это, а волосы. Точнее их отсутствие: лобок в полупрозрачном пушке, едва-едва потемневшая мошонка, пара тонких волосинок в подмышечных впадинах, безволосая грудь и ни намека на щетину… Итачи отчетливо вспоминает отцовскую бритву с красивой малахитовой ручкой и Шисуи, который как-то раз вернулся после долгой миссии со смешной недобороденкой на лице.
Холодный душ обрушивается на спину не хуже вражеского удара – на секунду из легких выбивает весь воздух, кожу словно опаляет огнем. Итачи пережидает минуту, стиснув зубы, а потом, привыкнув, намыливает волосы. По сероватому дну ванной течет темная, с примесью бурого, вода – вчера он слишком устал, чтобы тратить время на гигиенические процедуры, поэтому лег спать, даже не умывшись.
Когда он возвращается в номер, Хошигаке уже заканчивает с чисткой. Обогнув по широкой дуге кучку розово-алых вонючих ошметков органического происхождения, Итачи опускается на свою кровать и привычно замедляет, почти останавливает потоки чакры, чтобы не провоцировать разбуженную Самехаду.
Кисаме даже не поднимает головы, лишь перебирает лежащие на одеяле точильные камни разной абразивности и что-то негромко напевает себе под нос. Самехада, кажется, подпевает, во всяком случае, розоватая щель в частоколе зубов на передней грани меча шевелится в такт мелодии.
Несколько минут Итачи сидит неподвижно, завороженный блеском стальной чешуи и гипнотической плавностью ее движения, а потом ловит на себе взгляд напарника. Ну надо же… Кажется, он все-таки привык к запаху полироли и лязгу точильного камня.
- Чего надумали? – не прекращая своего занятия, спрашивает Кисаме.
- На запад.
- В столицу, - понятливо кивает Хошигаке, протирая отполированные пластины ветошью. – Но я бы советовал идти на юг, через Страну Камня прямо до столицы Ветра, там медики лучше.
- Казекаге не в восторге от наших плащей.
- У меня есть связи.
С минуту Итачи взвешивает все «за» и «против», но потом кивает.
Он не очень хорошо разбирается в медицине, однако решает перестраховаться. Ему нужно протянуть еще полтора-два года, а в свете отказывающих легких лишние проблемы со здоровьем ему ни к чему.
- Тогда выдвигаемся.
Хошигаке аккуратно накладывает последние полосы льняной ткани и, завязав концы специальным узлом, любовно оглаживает меч.
- Выдвигаемся.
***
В столице Земли самый разгар лета: круглые сутки стоит невыносимая жара, воздух кажется раскаленным, словно тело металла в огне кузницы. Но Итачи не жарко, скорее наоборот – его чуть знобит, и он списывает это на усталость от длительного перехода.
- Раздевайтесь, - бесстрастно говорит невысокий, лысеющий мужчина в белом халате гражданского врача. Но то, что он из бывших нинмедиков, Учиха определяет с первого взгляда: слишком высокий уровень чакры, слишком много уверенности в голосе, слишком холодный прищур водянистых глаз навыкате…
Итачи снимает с себя одежду и переступает ногами по холодному полу. Чужие руки деловито и быстро ощупывают лимфоузлы, проходятся по многочисленным шрамам, обводят контур ожога на боку и, наконец, застывают на пояснице.
- Здесь, - в полголоса выдыхает врач. – Расслабьтесь.
Итачи кивает. Но через секунду едва не вскрикивает от жидкого огня, хлынувшего по позвоночнику к затылку, а потом обратно, вниз, к самому копчику.
- Расслабьтесь.
Итачи усилием воли гасит шаринган и вцепляется пальцами в кушетку: искусственная кожа и металл гнутся под его пальцами, как пластилин.
- Одевайтесь, - флегматично сообщает доктор и садится за стол.
Итачи смаргивает выступившие на глазах слезы, нацепляет одежду, пытаясь унять дрожь в руках. Спина все еще пылает, словно проткнутая раскаленным штырем, а в голове настойчиво бухает ток крови.
- Это я тоже включу в ваш счет, - кивая на покалеченное имущество, говорит врач и протягивает записку. – Просто старая травма и гормональный дисбаланс, если будете следовать инструкциям, то первые результаты заметите уже через месяц.
Учиха внимательно читает неразборчивый почерк, несколько раз уточняя названия препаратов и дозировки.
- Мы закончили здесь, - сообщает Итачи отмокающему в ванной Хошигаке по приходу в квартиру.
Тот меланхолично отдирает с носа белесую пленку отмершей кожи.
- Забавно будет, если все получится.
Учиха с сомнением косится на горку лекарств.
Действительно забавно.
***
Врач не обманывал: первые изменения Итачи обнаружил ровно через пять недель после поездки в Страну Земли.
Очередной дешевый мотель, очередная узкая ванная комната, очередное мутное зеркало… И все же кое-что ему в новинку.
Учиха щурит воспаленные глаза и, не веря зрению, проводит пальцами по лобку – жестко. В подмышечных впадинах на ощупь чуть мягче, но разница очевидна.
Неожиданно мысли делают сумбурный скачок, и он вдруг думает о Саске. Брату уже шестнадцать, он уже почти мужчина… Улыбка гаснет.
Итачи спешно одевается.
Ему просто нужно выиграть у смерти немножко времени, все остальное не имеет значения.
***
- Работает!
Итачи даже сквозь сон разбирает довольный гогот Хошигаке и наугад выбрасывает руку с зажатым в ней кунаем. Гогот становится громче.
Не попал.
Сегодня первый за последние полтора месяца свободный день без миссий, поэтому Итачи твердо вознамеривается выспаться и переворачивается на живот, отгораживаясь от напарника одеялом. В комнате опять пахнет полиролью и чуть-чуть – падалью, но Учиха едва ли замечает это, потому что все его внимание сосредоточено между собственных ног.
- Мне выйти? Или, может, махнем в бордель? Или ванная? – не успокаивается настойчивый голос Хошигаке где-то над самым ухом. – Первый стояк! Это надо отметить!
Итачи выпутывается из одеяла и садится.
- Самехада скучает, - Учиха кивает в сторону меча, снова пожирающего останки только что вытащенной из нее падали. Воспользовавшись суматохой, Итачи проскальзывает в ванную комнату.
Вопреки радости Хошигаке, у Итачи и раньше была эрекция: иногда по утрам, иногда в перерывах между миссиями, когда с ним пытались заигрывать гражданские женщины, иногда по вечерам, когда напарник уединялся с очередной проституткой где-нибудь за тонкой стенкой мотеля, и она сполна отрабатывала свою стоимость… В общем, бывало.
Но еще никогда прежде - так. Раньше он мог спокойно проигнорировать свое возбуждение, но сейчас…
Итачи приспускает белье и чуть морщится – член словно бы стал больше, головка отзывается болезненной чувствительностью на каждое, даже самое мельчайшее прикосновение, а яйца сводит тягучим, почти невыносимым желанием разрядки.
Мастурбировать, когда за стеной напарник воюет с собственным мечом, уговаривая того «выплюнуть эту дрянь» - задача не из легких. Но он справляется – выкручивает вентили до упора, прижимается спиной к неприятно склизкому кафелю, прикусывает запястье и… Зато теперь, кажется, он начинает понимать, почему Хошигаке спускает львиную долю своих денег на женщин.
Сползая по стене и переведя дыхание, Итачи смотрит на свою руку. Мозолистую, с облупившимся черным лаком на ногтях и густыми, белыми потеками спермы на пальцах.
Белая, густая. Раньше она была почти прозрачной.
Итачи со странным, незнакомым доселе любопытством нюхает пальцы, а потом самым кончиком языка пробует.
Солоно. Горчит. Едва-едва сладко.
И почему-то отдает грибами. Итачи вспоминает свое меню за последние сутки и понимает, что не ел ничего, кроме риса. Желудок тут же отзывается громким урчанием.
- Увлекательно, правда? – раздается ехидный голос Хошигаке из-за двери.
Учиха вздрагивает и подставляет руку под струю воды.
- Очень, - одними губами отвечает Итачи.
Но напарнику об этом знать не обязательно.
***
Страна Железа, кроме, разумеется, залежей железной руды, всегда была известна своими горячими источниками.
Во всяком случае, так утверждает Хошигаке, всеми правдами и неправдами заманивая его в гостиницу с онсэном в десяти километрах южнее той, где изначально планировал остановиться Итачи.
- Хорошо, - наконец-то сдается Учиха, и они тратят четверть часа, чтобы добраться до «Лучших купален Мияко».
- Лучшие! – говорит напарник, закидывая Самехаду на плечо.
Итачи обводит взглядом скромный комплекс из полудюжины деревянных зданий и составляет в голове план завтрашней миссии, делая поправку на двадцать пять минут.
А источники и вправду оказываются неплохими: мало людей, много места и тишина… До тех пор, пока из раздевалки не выходит Хошигаке, с крошечным полотенцем вокруг бедер.
- Как водичка?
Итачи игнорирует вопрос, сосредотачиваясь на ощущении легкого пощипывания соленой воды вокруг недавних ран и прохладном компрессе из влажного полотенца на лбу.
- Значит, проверим, - говорит Кисаме, а в следующую секунду источник выходит из берегов, волнами накатывая на каменистые бортики. – Черт!
Итачи отплевывается от соленой воды, тщательно протирает веки пальцами и только потом открывает глаза.
Хошигаке сидит на бортике и озадаченно трет скулы.
Жабры…
- Жаль, я не предупредил тебя раньше: здесь очень соленая вода. - Итачи отжимает полотенце и вновь водружает его на голову.
- Действительно, - криво усмехается Хошигаке, и жаберные щели на его лице вдруг приходят в движение, закрываясь, словно створки раковины. – Но не проблема.
С этими словами он встает в полный рост и чуть потягивается. Итачи с долей любопытства смотрит на голого напарника, отмечая про себя, что для акулы у Хошигаке слишком много волос в паху и на груди. Неужели со временем и у него самого все зарастет так густо?
Заметив его взгляд, напарник ощеривается острыми зубами.
- А у тебя отросло что-нибудь?
Шесть лет… Итачи пора бы привыкнуть к этому.
- Что именно?
- Ну-у… Все, - немного растерянно бормочет Хошигаке, явно не ожидавший ответа.
- Все – да.
- А не все?
Итачи надвигает полотенце ниже и сползает в воду по самую шею, давая понять, что не намерен продолжать этот абсурдный диалог. Рядом слышится плеск воды, а потом веселое фырканье.
- Ну, теперь-то хоть на мужика стал похож! – одобрительно ржет напарник, и Итачи неосознанным жестом ведет пальцами вдоль жесткой поросли курчавых волос.
Наверное, следовало бы поблагодарить напарника за внимательность, но Учиха предпочитает оставить это при себе.
***
- Только гляньте! Еле отыскал такую, самый неиспорченный цветок в местном квартале красных фонарей!
Итачи отодвигает свиток из плотной бумаги и устало трет переносицу. Неделю назад он получил известие о смерти Дейдары, и это значило лишь одно – у него все меньше времени на подготовку. А тут еще и Хошигаке со своими дурацкими выходками…
- У меня нет ни времени, ни желания, - отрезает Итачи, даже не глянув в сторону напарника.
- Так не пойдет, - вдруг со странной решимостью в голосе говорит Кисаме и подходит вплотную, кладя ладонь поверх свитка.
Первое желание Итачи – отрубить нахалу кисть. Этот свиток времен Основателей на черном рынке обошелся ему в целое состояние.
- Я. Сказал. Нет.
Но рука никуда не исчезает – литое запястье, искривленные от многочисленных переломов цепкие пальцы, небрежно накрашенные, местами обломанные ногти… Раньше Хошигаке никогда не позволял себе такого откровенного непослушания.
- Итачи-сан.
В наступившей тишине отчетливо слышится дыхание проститутки, притащенной напарником в номер и оставленной у двери.
- Я жду объяснений.
- Понятия не имею, что вы задумали, - рука на свитке приходит в движение и бережно скатывает его, аккуратно перевязывая шнуром. – Но точно знаю, что очень скоро наши пути разойдутся навсегда.
Итачи вскидывает голову и встречается взглядом с напарником.
Хошигаке Кисаме, демон, разменявший родину, соратников и честь на волю и жажду крови редко бывает по-настоящему серьезен. На памяти Итачи – почти никогда. Но сейчас шутовская маска злой веселости вдруг оказалась снята. А под ней…
Учиха никогда не обманывался насчет напарника: Хошигаке был умен и обладал отменной интуицией, иначе не дожил бы до своих лет. Но сейчас Итачи кажется, что тот знает намного, намного больше, чем ему полагается знать…
- Поэтому отложите это в сторону хотя бы на один вечер, - Кисаме отодвигает свиток. – Я видел достаточно смерти, чтобы сказать: по ту сторону нас не ждет ничего хорошего. Но и плохого – тоже. Мы есть только здесь и сейчас.
Итачи не боится смерти.
Семь лет отступничества он твердил себе эти слова, словно мантру. И теперь это действительно так. Но страх не оставил его – он по-прежнему боится.
Боится не справиться, не смочь, не уберечь.
Но сейчас в его душе неожиданно проклевывается то самое, полузабытое, слишком человеческое… Итачи чувствует, как по щеке скользит теплая влага и несколько раз моргает, от чего весь мир заволакивает красной взвесью. Это кровь. Все это время его шаринган был активирован, а Хошигаке не отводил взгляда.
Итачи хочет было ответить, но Кисаме вдруг широко-широко усмехается, обнажая зубы и серо-розовую мякоть десен.
- Я просто оставлю вас наедине, - подмигивает напарник полупрозрачным веком. – А утром все будет как всегда.
Учиха даже не успевает ответить – Кисаме в мгновение ока оказывается за дверью, и в коридоре слышатся его торопливые шаги.
- Он заплатил тебе? - Учиха только сейчас внимательно смотрит на женщину, приведенную Хошигаке, и вдруг понимает, что «женщина» – громко сказано. Девушка. Девочка. Яркий макияж добавляет ей возраста.
- За всю ночь. Он сказал… сказал, чтобы я не выходила отсюда пока вы не… - она заминается и опускает взгляд.
Итачи вспоминает что-то про «не испорченность» и, ведомый непривычным любопытством, подходит ближе и проводит подушечкой большого пальца по алым губам. Помада размазывается, оставляя длинный кровавый след на белой щеке, но под жирной пленкой отчетливо проступает натуральный бледно-розовый цвет.
- Умойся, - зачем-то велит ей Учиха, и девушка тут же скрывается в ванной комнате.
Итачи опускается на кровать и растирает между пальцами сгусток красного цвета, бледнеющий с каждым движением.
Зачем Хошигаке все это устроил? И зачем ему, Учихе Итачи все это? Разве он хочет этого? Разве ему нужно это?
Но разбуженное единожды, его тело больше не желает молчать.
Да, вдруг понимает Итачи, он хочет этого, как хотел когда-то материнской ласки, как хочет избавления от боли, как жаждет воды и пищи… И дело не в этой безымянной кукле для удовольствия. Дело не в великих свершениях, предначертанных ему судьбой.
Дело в нем самом.
В его постыдном, эгоистичном желании. Влечении. Вожделении.
За стенкой все еще слышится плеск воды, Итачи обводит скудный гостиничный номер взглядом и натыкается на свиток, лежащий на столе.
А может Хошигаке прав? Мы есть только «здесь» и «сейчас»?
А «там» и «тогда» - уже не мы. Это кто-то другой.
Шум воды стихает, и дверь со скрипом отворяется. В желтой полоске света возникает хрупкий силуэт.
Она обнажена, понимает Итачи. Понимает и чувствует, как все в нем отзывается и стремится навстречу этому знанию.
Лицо без слоя белил и помады, как он и думал, оказывается совсем другим – оливковая смуглость на широких скулах, черные, чуть раскосые глаза, тонкие губы и странно трогательный, вопросительно изогнутый рисунок бровей-ниточек.
Совсем не красавица. Но напарник был прав и проявил удивительное понимание того, о чем сам Итачи даже не догадывался.
Не красота, но чистота – единственно привлекательное в женщине. Непорочность – не физическая, а духовная. Незапятнанность. Словно существо из другого мира, чуждое его, полной насилия и порока, жизни убийцы.
Итачи протягивает руку, и девушка послушно ступает в его объятия. Маленькая, легкая, с частящим, словно у пойманной птицы, сердцем… Он мог бы свернуть ей шею одним поворотом запястья. Или выломать хрупкие ребра ударом ладони. Или переломить позвоночник, словно сухую ветку, не приложив к этому почти никаких усилий… Но он лишь обхватывает ее маленькое лицо руками и заглядывает в глаза. Без шарингана, без желания навредить.
Сила и слабость. Мощь и уязвимость.
Секунда, другая. Дыхание, запах, тепло под пальцами, блеск темных зрачков.
И он вдруг понимает кое-что очень важное: сила бывает не только такой, как у него, что способна крушить и уничтожать. Нет, она бывает и совершенно иной - живой, уязвимой, такой хрупкой… Сила созидания и жизни.
Итачи размыкает пересохшие губы, но не издает ни звука.
В этот раз он точно поблагодарит напарника.

@темы: фанфик

---

Умирает одно из Naruto сообществ! Разыскиваются герои, владеющие дзюцу воскрешения!

[Dark_Phantom]

Прелестные дамы и почтенные господа! Помогите, кто чем может, спасите сообщество Naruto ID, потому что без вас, да, да, именно без вас, уважаемые поклонники, знатоки и ценители, сообщество в прямом смысле не может жить дальше, уже долгое время не подаёт признаков жизни. Во имя любви к «Наруто» предлагаю воскресить

---

[Maksut]

Название: Человечность.
Автор:  Maksut
Бета:  Meliorator
Персонажи: Учиха Мадара, Узумаки Мито, Сенджу Хаширама, оригинальные персонажи.
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, ангст
Размер: 2300 слов
Дисклаймер: не принадлежит, не извлекаю.
От автора: Жесткий ООС Хаширамы, по желанию Мадары и Мито. AU в рамках канона. Заговоры. Пафос. Жестокость. Рефлексии.
Саммари: Те, кто через сотню лет станут легендами, тоже были людьми. Их история стара как мир: кто-то мстит, а кто-то любит, но в результате все одно – кто-то должен умереть. Кровь за кровь и смерть за смерть, их не устроит что-то меньшее.
Размещение: только с разрешения автора.
Посвящается: единственному и неповторимому Meliorator!

Фик написан на второй тур для Фанфикеров-лузеров по

теме

Сделать невозможное возможным -
8.1. Обходные пути ведущие к цели
8.2. Личная сила и целеустремленность как факт



______________________________
Фуиндзюцу ("Техника запечатывания") - техники, предназначающиеся для запечатывания больших количеств чакры. Мастерами Фуиндзюцу были члены клана Узумаки.
Ниндо ("Путь Ниндзя") - термин для образа жизни Шиноби. В зависимости от Шиноби, этот термин может охватывать всё что угодно, на пример добровольные правила или обещания, которые были даны кому либо. По словам Учихи Мадары, Ниндо клана Учиха - это сражаться с кланом Сенджу ради мести.

— Разве месть не в руках божьих?
— Нет. Ведь Бог не получит от нее того удовлетворения, какого жажду я.
Грозовой перевал.

Когда Мадара впервые видит жену Сенджу Хаширамы, то не может поверить своим глазам: кто из глав великих кланов Огня мог жениться на этом демоне? Ответ прост: только тот, кто может укротить его…
Они встречаются на ежегодном приеме дайме.
Сначала глазами – через разодетую в шелка и золото толпу.
Потом плечами – в узком проходе за мраморной колонной.
Они терпеливы и расчетливы, никто и никогда не мог бы и подумать, что их, таких бесконечно далеких и чужих может связывать что-то, кроме церемониальных приветствий.
Опасность быть застигнутыми греет кровь не хуже дорогого вина, что в изобилии подают знатным гостям: за Мадарой по пятам следуют старейшины клана, за Мито на почтительном расстоянии плетется охрана из Сенджу. Но могут ли старики и охранники угнаться за ними? На блестящем паркете, как на поле боя нет места компромиссам: два хлопка теряются в гомоне светских бесед и клоны послушно заменяют своих создателей.
На крыше холодно, темно и тихо, заморочить голову местной страже дело нескольких секунд.
- Кто с кем спит и кто кому платит… Из года в год одно и то же, репертуар их сплетен неизменен, - Мито презрительно поводит плечами в белом шелке.
- Они называют это «стабильностью». Или «преемственностью традиций». Выбирай на свой вкус.
- На мой вкус, говоришь? - Мито склоняет голову к плечу и хрустальные колокольчики в ее волосах вспыхивают перезвоном, похожим на презрительный смех. – На вкус как твоя стряпня.
- Ты очаровательна, - Мадара делает шаг вперед и целомудренно касается губами чужих губ. На секунду ему кажется, что сквозь облако аромата благовоний он чувствует то самое, что вскружило ему голову почти десять лет назад – запах дыма костров, разогретой стали и свежей крови. – Лучшая из женщин.
- Худший из мужчин, - беззлобно парирует Мито и подходит к самому краю крыши. Занеся одну ногу над черным зевом бездны, она позволяет белой туфле соскользнуть к самым кончикам пальцев, а потом, покачав ее пару секунд, надевает вновь. – Время требует своего, я старюсь.
- Мито, которую я знал, лгала искуснее.
- Мито, которую ты знал, больше нет. Как и изрядной части клана Узумаки.
- Неужели… - Мадара хочет расхохотаться: Хаширама Сенджу всегда добивается того, чего хочет.
- Хаширама-сан сделал мне предложение от которого не отказываются, - в звоне колокольчиков слышится что-то скорбное, почти траурное. – Либо я буду счастлива в браке с ним, либо он будет счастлив наедине с клановым архивом Узумаки.
- Даже так, - Мадара качает головой, в его душе борются два противоречивых чувства – восхищение и ненависть. Но эти чувства вспыхивали в нем всякий раз, как речь заходила о Сенджу Хашираме.
- И ты согласилась?
- Разве у меня был выбор? К тому же… Смерть – единственное, чего не в силах отменить мои печати.
В мощи печатей клана Узумаки Мадара даже не сомневался – им не раз доводилось воевать бок о бок и даже против друг друга, так что он знал, на что они способны в бою. Но все же… Что же скрывали их свитки, раз Хаширама Сенджу – воплощенная расчетливость и предусмотрительность пошел на такой риск как убийство членов уважаемого клана, а потом на банальный шантаж?
- Биджу, - словно читая его мысли, говорит Мито. – Наши фуиндзюцу настолько совершенны, что мы можем запечатывать даже хвостатых.
Мадара вскидывает голову и в упор смотрит на женщину: шаринган подмечает каждую деталь, каждую мелочь… Она не лжет.
- Но зачем? Что он собирается с ними делать?
- Разве ты не знаешь, как называют моего мужа в столице? – верхняя губа Мито дергается и хорошенькое личико искажает оскал. - Великий Миротворец Хаширама Сенджу, сумевший объединить земли Огня.
Мадара фыркает, а потом кивает:
- Знаю. И значит ключевое слово здесь «Великий»?
- Власть же она такая… Как морская вода – чем больше пьешь, тем сильнее жажда, - Мито передергивает плечами, от чего оружие, спрятанное в широких рукавах негромко позвякивает. – Но не мне тебе об этом рассказывать, верно? Хаширама желает обладать хвостатыми, а о том, что его желания всегда воплощаются в реальность, ты уже знаешь.
Мадара не обращает внимания на едкие слова Мито, он погружен в собственные размышления. Хвостатые твари – легендарные порождения воли Рикудо Сеннина… Зачем эти неуправляемые твари Хашираме? Что за амбиции его одолевают, раз ему понадобилась настолько сокрушительная сила?.. В том, что Сенджу сможет обуздать Биджу Мадара даже не сомневается. Проклятая воля Огня уже смогла объединить под одними знаменами десятки разрозненных кланов, что ему эти хвостатые?
Великий Миротворец… Величайший Интриган, чьи коварность и подлость соизмерима лишь с его же жадностью до великих свершений.
- Чего ты хочешь от меня?
- Ничего, чего бы ты не захотел сам, - улыбается Мито обольстительно и нежно. – Я дала Сенджу клятву быть с ним до тех пор, пока смерть не разлучит нас. И слово «смерть» здесь единственно важное.
Мадара позволяет прохладным пальцам скользнуть в вырез его парадного одеяния, эти прикосновения будят в нем смутные воспоминания о том, что они делили на двоих в полевом лагере задолго до того, как в его жизни проросло ядовитое древо по имени Сенджу Хаширама.
- Мне нравится то, что ты говоришь, - Мадара целует узкую белую ладонь, прослеживая губами едва заметные линии вен. – Мне нравится то, как ты говоришь. Но меня смущает одна деталь…
Мадара заламывает тонкое запястье и рывком притягивает к себе женщину, кладя вторую руку ей на живот. На теплый, чуть округлившийся живот, который хорошо скрывает плотный шелк и покрой платья.
- Как думаешь, стал бы я главой клана, если бы полагался только на чужие речи? – вкрадчиво спрашивает Учиха, наклоняясь к уху замершей Мито. – Сколько ты в браке? Всего ничего! Семена Сенджу прорастают словно сорная трава, не правда ли?
- Я…
- Тише, тише, - Мадара крепче прижимает ладонь к приятно округлому животу, а потом с силой надавливает, вырывая у Мито сдавленный стон. От мысли, что сейчас частичка Сенджу Хаширамы целиком и полностью находится в его власти внутри разливается что-то горячее и тягучее. – Разве я могу тебе верить? Тебе, уже оскверненной духом Огня? Тебе, подстилке Сенджу, что носит под сердцем его ребенка?
- Кто виноват, что подстилкой Хаширамы стала я, а не ты, - выплевывает Мито, а в следующий миг оказывается на другом конце крыши.
Мадара смахивает со щеки теплые капли.
- Ты забываешься, - Мито одним движением прячет испачканный кровью клинок обратно в рукав. – Не путай меня с женщинами клана Учиха. Я – Узумаки.
Испорченная семенем Сенджу, живущая в неволе, пылающая жаждой мести… И все же бесстрашная, как львица и хитрая, словно лиса. Действительно, лучшая из женщин.
- Значит, ты хочешь мести?
- Считай это моим ниндо.
- Твоим? Тогда уж «нашим».
Мито подходит к Мадаре вплотную и заботливо прижимает белый платок к ссадине на его щеке.
- Во мне, - полушепотом начинает она, не глядя Мадаре в глаза. – В отличие от тебя, нет ни капли любви к Хашираме.
Учиха накрывает пальцы Мито своими, и отводит ее руку.
- Он убил моего отца и братьев. Даже Садзе… ему только-только исполнилось пятнадцать.
Мадара хорошо помнит и отца и братьев Мито – красноволосые, темноглазые, с неисчерпаемым запасом дьявольски хитрых дзюцу и неистощимым запасом чакры… Таких не забудешь даже если захочешь.
Но у Мадары слишком хорошая память – он помнит не только мужчин клана Узумаки.
- Но разве не должна ты хотеть отмщения за смерть своей сестры?
- А я хочу, Учиха, очень хочу, - шепчет Мито. – Я бы вырвала тебе язык, а потом бы выколола твои драгоценные глаза и поместила в банку, чтобы любоваться ими по утрам, но… Ты одолел Акане в честном бою, она умерла из-за собственной же глупости – возомнила, будто бы сможет тягаться с шаринганом.
Мадара вспоминает гордую и неприступную Акане Узумаки, которую оказалось так просто разрубить от плеча до паха одним взмахом катаны.
- Но я умнее и я знаю, что не ты мой враг. Мой враг каждую ночь делит со мной ложе, его я не спутаю ни с кем.
Учиха облизывает пересохшие от холодного ветра губы.
- Хочешь, чтобы я избавил тебя от неугодного мужа?
- Мы оба знаем, что в честном бою Хашираму тебе не одолеть, - задумчиво начинает Мито, а потом, словно спохватившись, спешно добавляет. – Он днями напролет изучает мои свитки и уже владеет фуиндзюцу едва ли не лучше, чем я.
- Но что-то мне подсказывает, что некоторых свитков в твоей библиотеке он так и не нашел.
- Верно, - сверкает глазами Мито. – Я знаю, как призвать Кураму…
- И я знаю, как призвать Кьюби но Йоко, - обрывает ее Мадара. Его уже изрядно утомил весь их разговор, полный недомолвок и полутонов. – Но никто не знает, как контролировать эту тварь, даже в записях древних об этом ни слова, только предостережения!
- А вот здесь ты ошибаешься, мой клан не зря специализируется на печатях… Обладая этими знаниями и мангекье шаринганом, ты сможешь контролировать Кураму.
Мадаре кажется, что он ослышался. Контроль над Курамой? Со времен первых потомков Рикудо Сеннина было не больше полудюжины попыток обуздать Девятихвостого… И все как одна – неудачные.
- Хаширама не доверяет мне и правильно делает… Но того, что мне удалось узнать достаточно, чтобы понять: он готовит нечто масштабное. К нему стекаются посланники со всех концов мира: Земля, Молния, Вода, Ветер… У меня есть свои люди в окружении дайме Водоворота и то, что они говорят… Я знаю, это прозвучит невероятно, - Мито ненадолго замолкает, а потом говорит уверенно. - Но мне кажется, что Хаширама хочет создать мощный межгосударственный союз на основе Биджу.
Мадара прищуривается.
До этого конкретного момента он не был уверен в том, на чьей Мито стороне, но сейчас… Те сведения, что доносили ему разведчики, внедренные в Резиденцию Хокаге и то, что говорит Узумаки похоже на две половинки одного целого – они соединяются меж собой, не оставляя ни сантиметра зазора.
И Мадара понимает: Сенджу мало собрать под своим знаменем все кланы Огня. Он желает собрать под своим крылышком всех шиноби мира, связав и обязав их «подарком» в виде хвостатого демона - неконтролируемого сгустка ненависти, чья разрушительная мощь сопоставима лишь с войной.
Сенджу Хаширама действительно жаждет мира. Мира на своих условиях, потому что только он один со своим мокутоном и фуиндзюцу Узумаки способен остановить разбушевавшихся Биджу.
Вот уж действительно – власть что морская вода. Куда там ему, Мадаре, с его притязаниями на одну лишь Страну Огня… Хаширама шагнул многим дальше – ему нужен весь мир.
Но возможно ли это?
Если даже сам Рикудо Сеннин, сумев подчинить себе Джуби и избавив мир от опасности гибели, так и не смог изменить природы человека… Сможет ли Сенджу Хаширама превзойти мудреца шести путей и сплотить человечество?
Мадаре не может сдержаться и хохочет в голос.
- Он что… Неужели он серьезно думает, что Биджу принесут людям мир? – едва не задыхаясь от смеха, спрашивает Учиха.
- Он Сенджу, - говорит Мито так, словно бы это все объясняет.
Хотя это действительно все объясняет.
- Он Сенджу, - отсмеявшись, повторяет Учиха. – Сенджу…
Мадара слишком хорошо знал людей, чтобы обманываться, будто те могут измениться. О, нет, как для хищника в порядке вещей охота на других животных, так и для человека нет ничего естественнее, чем убийство себе подобных. Жажда войны – вот, что толкает мир вперед, вот что вращает колесо их реальности.
Но Хаширама… Как может этот Сенджу, пройдя через столько битв и увидев столько смертей, продолжать жить верой в людей? Разделяй и властвуй, говорили предки Мадары.
Неужели Хаширама хочет поспорить с мудростью древних?
- Я рискну всем, - наконец говорит Мадара и это чистая правда: если в ближайшие полгода ему не удастся склонить старейшин на свою сторону, то ему не останется ничего, кроме как отстаивать честь Учиха в одиночку. – А чем рискнешь ты?
Мито сжимает губы в бескровную нитку и переступает с ноги на ногу. С нее, словно позолота, разом облетает вся загадочность и то хищное очарование, которое привлекло Мадару когда-то – сейчас она действительно выглядит на свой возраст и Учиха вспоминает, что они почти ровесники.
Белая рука на белом шелке – Мито бережно гладит себя по животу, а потом поднимает на Мадару усталые глаза.
- Кровь за кровь, верно? – улыбается она и в уголках ее губ собираются невеселые морщинки. – Я убью того, кто дорог Хашираме, как он убил того, кто дорог мне. Ты примешь эту плату?
Она убьет ребенка Сенджу? Мадар силится представить лицо Хаширамы, когда тот узнает о смерти еще не рожденного наследника… Силится и не может.
Возможно именно в этом-то и дело?
Мадара никогда не видел Хашираму в печали, в ярости, в искреннем веселье… Только вежливая и отстраненная маска: плотно сомкнутый, неулыбчивый рот, спокойные, ясные глаза, гладкий лоб. Ни упоения битвой, ни гримасы боли… Иногда Мадаре начинало казаться, что вместо горячей крови по венам Сенджу струится прохладный и тягучий древесный сок, такой упоительно сладкий на вкус… Но Хаширама был человеком – Учиха своими глазами видел, как из ран его шла кровь, а на смуглом лбу выступали капли пота.
Всего лишь человек, как ни крути.
Хотя через какую-то сотню лет об этом забудут – и Хаширама, и сам Мадара предстанут перед потомками непогрешимыми, полными сокровенного знания и мудрости Древними, в чьих заветах будут искать истину и черпать вдохновение.
Быть может, когда-то и сам Рикудо Сеннин был как они? Терзаемый противоречием, жаждой мести и обладания?.. Был человеком?
Но все это меркнет перед лицом истории. Кому будут интересны их мотивы? Потомки увидят лишь результаты их деяний.
- Я приму твою плату, - наконец говорит Мадара.
Он действительно примет эту плату, как если бы Мито отдала этого ребенка ему, а не смерти.
Плата за то, что ему лишь предстоит совершить. Плата за то, что он уже совершил.
Ребенок Хаширамы… Кровь от крови и плоть от плоти самого могущественного существа, какого он только знал.
Может быть тогда, он, наконец, увидит истинное лицо Сенджу Хаширамы?

@темы: аватар, фанфик

---

[nell_]

Название: Who's side am I on?
Музыка: Florence And The Machine - Breath of Life.
Автор:  Neyale_

@темы: видео

---

[Maksut]

Название: Легенды из плоти и крови
Автор:  Maksut
Бета: Риления
Фандом: Naruto
Пейринг: Тобирама, Изуна, Хаширама/Мадара
Рейтинг: R
Жанр: romance
Размер: мини
Саммари: Бусины случайностей нанизываются на нитку реальности, и Сенджу Тобираме открывается страшная правда. Сможет ли он справиться со знанием, что даже у сильных мира сего есть человеческие слабости и пороки? Сможет ли он смириться с тем, что имя этим слабостям и порокам – Учиха Мадара?
Предупреждения: OOC по желанию, вуайеризм, авторский кинк.
Дискламер: не принадлежит, не извлекаю.
Размещение: только с разрешения автора
Посвящается: вирусу гриппа и шалфеевым леденцам. Если бы не вы, ребята, этот фик, скорее всего, так бы и умер под завалами черновиков.

Тобирама вздрагивает и, не успев открыть глаза, хватается за оружие: земля под плащом, на котором он спит, ходит ходуном, а в воздухе отчетливо пахнет гарью.
- Ублюдки, - шипит он сквозь зубы и убирает вакидзаси в ножны.
На улице прохладно и темно – предрассветные, подкрашенные каплей розового, сумерки стелятся по земле туманом и росой. Тобирама поводит плечами, плотнее кутаясь в шерстяную накидку, некогда перебитый позвоночник отдается тянущей болью.
- Ублюдки, - повторяет он еще раз, но уже беззлобно, негромко, словно пробуя свой голос в этой ватной тишине.
- Разбудили?
Тобирама резко оборачивается и замечает младшего Учиху, сидящего на стволе поваленного дерева в позе лотоса.
- Да.
- Они тренировались, потом ушли к реке, - зачем-то говорит Изуна, не меняя позы.
Чакра брата и чакра старшего Учихи пульсируют где-то к юго-востоку от стоянки. Тобирама пожимает плечами, показывая, что это его не волнует.
- Они вернутся с едой. Ты бы не мог помочь мне с костром?
Тобирама с удивлением смотрит на собеседника: он видел, как этот подозрительно вежливый для Учихи тихоня с лицом придворного поэта в считанные минуты обращал в пепел целые селения, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей.
Мадара бы скорее удавился на веревке из собственных волос, чем попросил помощи у Сенджу, а этот… Младший совсем не похож на старшего, вдруг понимает Тобирама.
- Могу.
Ему, конечно, далеко до мокутона брата, но и он кое-что умеет. Сложив печати, он касается кучи отсыревшего хвороста, и в небо взмывает облачко пара.
- Спасибо, - улыбается Учиха, когда от крошечного катона бодро занимается яркое пламя.
Полчаса они проводят в полном молчании, нарушаемом лишь лязгом металла о точильный камень и шелестом бумаги: Тобирама приводит в порядок оружие, а Изуна копошится в свитках. Когда небо на востоке наливается алым, а все оружие наточено и отполировано, Сенджу теряет терпение.
- Они там что, утопились? – нервно оправляя перевязь, ворчит Тобирама.
- Опять тренируются, наверное, - меланхолично пожимает плечами Изуна, но что-то в его поведении настораживает Сенджу. Что-то необъяснимое, почти мимолетное… Что-то, от чего вздрагивает в звонкой тревоге внутренний колокольчик интуиции.
Ложь. Он чувствует ее так же, как чувствовал бы гнилостный запах падали или густую болотистую жижу, наполняющую сандалии во время перехода.
- Ложь.
Учиха не меняется в лице – лишь чуть сильнее сжимаются смуглые мозолистые пальцы поверх плотного тела запечатанного свитка.
- Ложь, - легко соглашается он.
Тугая пружина неудовольствия, сжимавшаяся все это время туже и туже где-то в груди, вот-вот исчерпает свой запас. Тобирама одним слитным движением встает с земли и кладет ладонь на рукоять вакидзаси.
- Где мой брат?
- Там же, где и мой, - Учиха в мгновение ока оказывается на ногах и зеркальным жестом обнажает оружие.
Холод утра, еще минуту назад настойчиво пробиравшийся сквозь все слои одежды, вдруг разом куда-то исчезает. Остается лишь жар пламени, что горит ярче вражеского катона.
Как и всякий Сенджу, Тобирама знает, что Учихам веры нет: он уже видел, на что способны красноглазые.
Тишина, повисшая между ними, превращается в нечто осязаемое – плотное, густое и вязкое, забивающее нос и легкие, заставляющее задыхаться от подступающего бешенства. Но Тобирама зол не только на Учих, но и на себя: он силится, но все никак не может понять истинного значения происходящего. В чем смысл? Чего они добиваются?
Он твердо знает, что стае жалких падальщиков никогда не одолеть сильнейшего из хищников, но что тогда? Это провокация? Тонкая многоходовка? Но договор об объединении кланов под знаменами Страны Огня уже подписан, и ничего не изменить…
- Не поддавайся злости, - вдруг тихо фыркает Изуна, а потом вдруг бросает оружие на землю. – Лучше прислушайся. Разве это битва? Разве хотят они друг другу навредить?
Тобирама хмурится, но все же сосредотачивается на ощущениях: Учиха прав, это не битва. Нет ни вспышек чакры, ни дрожи земли от мокутона, ни запаха гари от катона… Но что тогда?
- Убери это, - Изуна кивает на вакидзаси в руках Тобирамы. – Он тебе не пригодится.
И словно в подтверждение своих слов, Учиха снимает поясную сумку с кунаями, вытягивает из рукава россыпь сенбонов и достает из голенища сапога хищно изогнутый кинжал.
- Твое главное оружие еще при тебе, - насмешливо говорит Сенджу, которого немало позабавило это представление.
- Ну, извини, глаза так просто не вынуть, - вдруг совсем беззлобно смеется Изуна, а потом, посерьезнев, негромко добавляет. – Но придет день, и я расстанусь с ними по доброй воле.
Тобирама непонимающе хмурится, но, помедлив мгновение, убирает оружие в ножны и скрещивает руки на груди. С каждой секундой происходящее становится все более и более непонятным, а от того и раздражающим.
- Сокрой чакру и иди за мной, - говорит Изуна и, сделав несколько шагов, растворяется в густой тени близкого леса.
Тобирама медлит, он знает, что в темноте Учихи видят, словно кошки, но выбирать не приходится… Они идут сквозь лес совсем недолго, минуту, может быть, две, пока не останавливаются у едва заметного просвета. Сенджу чувствует биение пульса текущей рядом реки, но сейчас его куда больше занимает ощущение чужой силы, сплетающейся в диковинный, но до странного знакомый узор…
- Ты еще можешь остановиться, - вдруг шепчет Учиха.
С неизвестно откуда взявшимся безрассудством, Тобирама смотрит в глаза Изуне. Смотрит внимательно и пристально, замечая на дне обычно непроницаемой черноты что-то до неприличия похожее на смущение.
- Что там? – спрашивает Сенджу. Спрашивает, игнорируя острое желание впервые в жизни послушаться Учиху и повернуть назад.
- Будь осторожен, - одними губами говорит Изуна и ведет его вперед.
С каждым шагом вперед лес вокруг редеет и светлеет, наполняясь розовым свечением восходящего солнца. Тобирама ступает по подлеску так аккуратно, как не ступал даже в бытность клановым разведчиком. Учиха вновь останавливается первым и делает жест рукой последовать его примеру. Они стоят, затаившись, словно шпионы, сокрыв свою силу, спрятавшись за огромным, ветвистым телом дуба.
Поначалу он не видит абсолютно ничего, только блеск реки, отражающей новорожденное солнце, да пологий берег, укутанный неряшливым покрывалом тумана. Но потом он отслеживает тревожно напряженный, неподвижный, словно окаменевший, взгляд Учихи. Отслеживает и…
В первый миг ему кажется, что они просто дерутся. Без мудреных техник, без оружия, безо всякой хитрости… Борются, как малые дети или братья, не желающие сделать друг другу по настоящему больно. Вот только дети и братья не льнут друг к дружке так плотно, не соприкасаются раскрытыми ртами и не избавляются от одежды за ненужностью.
Тобирама несколько раз моргает, силясь осмыслить, силясь понять… Что они делают? Зачем раскачиваются, словно на волнах? Зачем хватают друг друга, стискивают и мнут?
Очевидность ответа жжется каленым железом, опаляя щеки и скручивая внутренности в тугой, пульсирующий ком. Понимание похоже на удар молнии. И впервые в жизни он проклинает нечеловечески острое зрение шиноби, позволяющее разглядеть в мельчайших деталях то, чего он не желал бы видеть и в кошмарном сне.
Тобирама хочет отвернуться, хочет закрыть глаза, но не может – смотрит и смотрит, не в силах оторваться, потому что в этой ритмичности движений, в этой чудовищной неправильности есть что-то такое, что приковывает взгляд не хуже гендзюцу. Он вдруг остро вспоминает случай из детства, когда случайно раскроил гнилую тыкву острым камнем, а оттуда посыпалось месиво из извивающихся, влажно блестящих червей. Это было невыразимо гадко и так же невыразимо притягательно одновременно: он просто не мог отвести взгляда от их хаотичного, гипнотического шевеления. И вот сейчас… Это дежавю. Только вместо червей – люди.
- Это какое-то дзюцу… - не чувствуя губ, шепчет Тобирама. – Просто… просто твой ублюдочный брат поймал Хашираму в свою иллюзию и…
- Взгляни на Мадару, - едва слышно отзывается Изуна, и в его голосе проскальзывает горькая насмешка. – Кто и кого сейчас поймал?
Ему не хочется соглашаться с Учихой, но тот прав: сейчас Мадара едва ли похож на человека, способного думать о сложных гендзюцу и клановой политике. Сейчас Учиха вообще не похож на человека, способного думать… Он может только беззвучно кричать, запрокидывая к светлеющему небу бледное лицо, подставляя беззащитную шею, прогибаясь в пояснице…
Тобирама никогда не считал себя человеком узких взглядов: он любил войну, любил вино и распутных, горячих женщин, отвечающих взаимностью на каждое, даже самое постыдное его желание. Другое дело, что, порою, они отвечали взаимностью его кошельку, но что поделать? Благовоспитанные дамы из знатных кланов едва ли могут сравниться с многоопытными куртизанками, а переплатить за любовь всяко лучше, чем снимать на ложе стружку с промерзшего стыдливостью бревна.
Но то, что сейчас происходило на берегу, не укладывалось даже в его не лишенной выдумки голове. Хаширама, гордый и сильный, рожденный быть лидером Хаширама припал к земле в согбенной позе и, не поднимая головы, ублажал Мадару, да так, что тот с корнем рвал траву и собственные волосы.
На секунду Тобирама даже позволяет себе скабрезную мысль о том, что брат умудряется быть гениален во всем, за чтобы ни взялся. Даже в сосании членов бывших заклятых врагов. И от этой мелочи его вдруг охватывает какое-то злое, азартное веселье.
Однако, то, что происходит дальше, и вовсе лишает его последних остатков здравого смысла: одним стремительным, слитным движением Хаширама переворачивает Учиху на живот и, с оттяжкой хлопнув того по заднице, пристраивается пахом между болезненно-красных ягодиц. И теперь уже Мадара стоит на четвереньках, прогибая спину так, что на ней отчетливо проступают бугорки мускулов и шрамов, а брат стоит позади, ритмично и плавно, словно проверяя чужое терпение, толкается в него бедрами.
- О, Боги… - не может сдержаться Тобирама.
Вместо ответа откуда-то сбоку прилетает ощутимый тычок под ребра – это стоящий рядом Изуна, красный, как девица впервые увидавшая мужское хозяйство, и требовательно тянет его за рукав. Значит, не сон, думает Тобирама, потирая засаднивший бок, и в последний раз оборачивается в сторону берега.
Сейчас эти двое совсем не похожи на сильнейших шиноби поколения от чьих решений зависят жизни сотен и тысяч людей. Просто два голых человека, что неловко и противоестественно сливаются в торопливой, постыдной жажде. Просто двое мужчин, заморенных ответственностью и войной. Просто… Последнее, что видит Тобирама перед тем, как скрыться в чаще леса – то, как наклоняется Хаширама вперед, почти целомудренно касаясь губами чужого затылка, от чего Учиха жмурится, словно от сильной боли.
Когда они добираются до стоянки, от костра остаются одни угли. Изуна небрежно раздувает их коротким языком пламени и снова возвращается к свиткам, Тобирама сидит неподвижно, сцепив ледяные пальцы в тугой замок.
На востоке вовсю разгорается набирающее силу солнце, невесомые словно лебяжий пух облака окрашиваются в пронзительные, неестественно яркие оттенки желтого и розового, темневший мрачно громадой лес оживает, наполняясь переливами зелени и блеском утренней росы, в воздух взвиваются первые птицы… Но эта идиллия совсем не трогает Тобираму, ему снова кажется, что он попал в гендзюцу: его мир только что перевернулся с ног на голову, а все вокруг, словно специально играя на контрасте, остается отвратительно безучастным.
Нет, он не спрашивает «как?». Потому что он уже видел как. Но хочет спросить «зачем?». Припереть к стенке, пережимая гортань предплечьем и, словно кунай в мясо, вбить каждое слово: что все это значит? В чем смысл и что это за высшая цель, ради которой можно пойти на такое?
А в том, что у Хаширамы была цель, он не сомневался – они вышли из одной утробы, с молоком матери впитав мудрость и прозорливость десятков поколений клана Сенджу. Поэтому брат просто не мог… Просто не мог проиграть. Не на этом поле боя.
Скорее всего, это тонкая интрига, рассчитанная на десятки, если не сотни ходов вперед. Интрига против дикого Учихи, что в своей силе и злобе так похож на одного из хвостатых демонов… Да, скорее всего, так оно и есть! Хаширама просто хочет изловить еще одну разрушительную тварь, укротить ее, усмирить, подчинив своей власти, покорив своей воле…
Но во всех этих логичных и правильных умозаключениях что-то все же не дает ему покоя. Какой-то неуловимый изъян, какая-то крошечная нестыковка, из-за которой рушится все…
- Не надо.
Тобиарма резко вскидывает голову и кривится:
- «Не надо» что?
- Думать так громко, - без тени иронии говорит Учиха. – Это вообще не твое дело.
На самом деле ему совсем-совсем не хочется говорить о произошедшем, тем более с этим странным, тревожащим своей непонятностью Изуной. На самом деле Тобирама просто мечтает закрыть глаза и забыть об этом утре, как о страшном сне.
Но что-то… Что-то не так, потому он отвечает, не скрадывая в голосе резкости и ловя на себе подозрительно спокойный взгляд черных глаз.
- Не мое, Учиха? Знаешь, я бы хотел, чтобы оно было не моим, очень хотел. Но ты забываешь кое-что важное.
- Что?
- Учихи и Сенджу.
И этого достаточно, чтобы неопределенность, густой пеленой висевшая между ними, разом уплотнилась и приобрела кислый медный привкус давней вражды. Тобирама едва сдерживается, чтобы не схватиться за голову: как же все странно, как все абсурдно!..
- Три года.
Сенджу определенно начинает бесить эта привычка Учихи бросаться кусками фраз и сидеть с загадочным, всезнающим видом.
- Они… спят друг с другом уже три года, - глядя куда-то вбок, говорит Изуна. – И это только то время, что я в курсе. Скорее всего, это началось раньше, намного раньше.
Тобирама вскакивает на ноги и, пытаясь сбросить нервное напряжение, быстро обходит вокруг костра. Солнце уже вовсю светит, пламя, лишенное внимания и подпитки, догорает, а чертов Учиха сидит все так же – опустив глаза долу, да поджав тонкие губы.
Вот кому надо было быть заместо девицы, думается ему в приступе злости, вот из кого получилась бы славная подстилка – понимающая и принимающая… Тобираме остро хочется напиться: уйти в загул, да так, чтобы с неделю не просыхая, да по всем борделям, с охапкой веселых, заранее на все согласных шлюх и чтоб ни одной, ни е-ди-ной мысли в голове!..
Потому что именно сейчас, в этот конкретный момент, в его сознании складывается мозаика из пестрых, разрозненных частей.
Красный – странный, пронизанный томлением и болью неловкий поцелуй в затылок. Белый – тайна, разделенная между главами враждующих кланов, пронесенная сквозь года. Черный – тоскливое понимание в глазах младшего Учихи.
Красный, белый и черный – цвета боли, скорби и ярости. Цвета батальных полотен, цвета крови и траурных одеяний. Цвета любви, надежды и самой жизни.
Тобирама понимает все от начала и до конца. Не будь он шиноби, его колени бы подогнулись, голова закружилась, а сердце зашлось бы в тихой истерике. Но он шиноби, он Сенджу.
Поэтому он спокойно возвращается на свое место у костра и задумчиво ворошит тускло горящие угли веткой.
- Три так три, - говорит он негромко, а сам вдруг вспоминает откровенно невеселый вид красноволосой укротительницы демонов из Водоворота на предсвадебной церемонии.
Юная Мито, обещанная кланом Узумаки старейшинам Сенджу в качестве гаранта стабильности на севере, оказалась мудрее их всех, с первого взгляда поняв, что в сердце ее будущего супруга нет места ни для блеска ее роскошных кос, ни для фарфоровой белизны ее кукольного лица… Потому что все уже оккупировано, все уже выжжено чужим пламенем, отмечено чужим дыханием и прикосновениями жестких рук.
Задумавшись, Тобирама пропускает момент, когда лес за спиной наполняется шорохом шагов, и вздрагивает лишь тогда, когда брат подходит вплотную и внимательно заглядывает ему в лицо.
- Спина, - не моргнув и глазом, врет Тобирама, поводя лопатками и морщась от острой, колкой боли.
Хаширама коротко кивает и кладет ладонь ему между лопаток. От прикосновения теплых пальцев по телу расползается приятное, пульсирующее тепло, а боль унимается. Но вместе с теплом и облегчением приходят жар и неловкость: он слишком хорошо помнит, где были эти руки и что они делали… Руки и не только. Тобирама физически не может заставить себя смотреть в лицо брату, потому что один только вид этих узких, но болезненно ярких губ заставляет его вспоминать о том, как бился, словно припадочный, в их власти Учиха.
Тобирама отводит взгляд и натыкается на Мадару, тот стоит, скрестив мощные, перевитые венами руки, на груди и смотрит. Смотрит внимательно, прищурившись, перекосив рот в усмешке.
Он знает? Он почувствовал или услышал? Но как?.. Видя смятение в его лице, Учиха начинает ухмыляться пуще прежнего, скаля белые-белые, как у хищного зверя, острые зубы.
Ненависть похожа на цунами, что рождается из одной единственной волны, что поднимается и крепнет, затапливая, затапливая, затапливая… Тобиарма чувствует, как между пальцами, словно электрические разряды, чуть потрескивая и покалывая, проскальзывают нити чакры. Ему срочно нужно уйти отсюда, иначе…
Помощь приходит неожиданно: Изуна зовет его на тренировку, и Тобирама радуется этому спаррингу как ни одному другому в своей жизни. Они уходят на реку и, не сговариваясь, переходят по воде на другой берег.
Тобирама и прежде бился с Учихами - сильными, выносливыми и беспринципными, поэтому знает с десяток верных способов, как не попасться в иллюзию. Но в этот раз никаких техник и гендзюцу – только быстрое, на грани возможного, тайдзюцу и сладкая боль в натруженных мышцах.
Скорость, свист ветра в ушах, оглушительная, первобытная радость, что поглощает и мысли и чувства… Только битва, упоение сражением. То, для чего они рождены, то, из чего они созданы.
Когда они выдыхаются, солнце входит в зенит и палит нещадно, они разоблачаются, помогая друг другу с замысловатым узором застежек и креплений, а потом с головой уходят под воду.
Первым не выдерживает Учиха – выныривает, отфыркиваясь, хватая воздух открытым ртом. Но оно и понятно – огненный тип чакры не располагает к длительным купаниям. Тобирама же, выждав пару минут, тоже всплывает почти на середине реки, а потом неспешно гребет к берегу. В лагерь они возвращаться не спешат – сидят на камнях, греются на солнце, сушат длинные волосы.
- Твой брат знает, - разглядывая новую вмятину на нагрудном доспехе, словно бы между делом, замечает Тобирама.
- Знает, - легко соглашается Учиха. – Как и твой.
Пальцы Сенджу замирают поверх металла.
- Но он предпочел сделать вид, что все по-прежнему, - продолжает Учиха. – Не зря же он занимается политикой.
Тобирама пытается разглядеть в этих словах завуалированное оскорбление, но сдается. Он слишком устал быть в дураках, поэтому, наплевав на гордость, решает спросить напрямую:
- И что теперь будет?
- Что будет? Ничего такого, чего бы ты не мог предвидеть: под знаменами Конохи соберутся все сильные кланы Огня, воины будут воевать, старики плести интриги, а кланы Сенджу и Учиха так и останутся соперниками, несмотря на все договоренности…
- То есть ничего не измениться?
- Все течет, все изменяется, но тебе не стоит беспокоиться об этом, - философски говорит Учиха, а потом вдруг улыбается светло и чуть грустно. – Наши братья любят друг друга…
Тобирама стискивает зубы.
- …но власть они любят больше. Такой вот любовный треугольник, старый, как мир.
- И никаких заговоров и интриг? – недоверчиво хмыкает Тобирама.
- Заговоры и интриги есть всегда, иначе бы мы не были теми, кто мы есть – Сенджу и Учиха. Другое дело, что пока что все на равных.
- Но так ведь не может продолжаться вечно!
- Не может, - со вздохом соглашается Учиха. – Однажды кому-нибудь из них все это надоест, и тогда будет большая битва. Битва, после которой в Коноху вернется только один.
Тобирама внимательно смотрит на Учиху и с болью в сердце понимает, что он прав. Прав абсолютно во всем… И ничем уже не помешать этой его спокойной и страшной правоте. Ничем.
- И нам остается только ждать?
- Ждать и надеяться, - смеется Учиха, сверкая звериными, как и у брата, клыками.
«Ждать и надеяться», про себя повторяет Тобирама.
Ждать и?..

@темы: фанфик

---

[Reginlif]

Я уже довольно долго смотрю Наруто. Но в последние дни меня словно молнией прошибло - понравился Орочимару.
Итак, собственно, вопрос. В каких сериях показывали маленьких Орочимару, Джирайю и Тсунаде? Напишите номера, если можно. Ибо несколько дней поисков и боспорядосного листания серий успехом не увенчались.

@темы: вопросы

---

75 аватар. 120x120.№8

[Starla Blaze]

Прошу указывать номера взятых аватарок.

@темы: аватар