Автор: Ice Truck Killer Фэндом: Naruto/ Naruto Shippuuden Название: Не разлей вода Жанр: джен, юмор, hutr/comfort Рейтинг: G Размер: mini Персонажи: Учиха Саске, Узумаки Наруто; остальные – на фоне Саммари: После погони за золотой статуэткой Наруто и Саске оказались скованны друг с другом чакрой разбойника на два дня. Статус: закончен Размещение: с разрешения От автора: написано под впечатлением от 194 серии Naruto Shippuuden х)
читать дальше- Скажите, Какаши-сенсей, вы ведь могли освободить их, верно? Сакура украдкой глянула через плечо на идущих позади товарищей по команде. Солнце уже село, но раскрасневшиеся от негодования и возмущения лица Саске и Наруто были отчетливо видны даже в потемках. - Как сказать… - задумчиво протянул Какаши и улыбнулся, хоть маска и скрыла его улыбку. – В любом случае, это может укрепить их командный дух. - Я тебе сам руку отрежу, если еще раз выкинешь что-нибудь в этом духе! – послышался голос Саске. - Не мог же я терпеть! – слегка обиженно, но все также воинственно отозвался Наруто. Сакура недоверчиво покосилась сперва на учителя, а затем и на шумную парочку, чьи возмущенные возгласы эхом разносились по всей округе. - Точно все будет в порядке? – риторически спросила она. - Ты заметила, Сакура? – вдруг поинтересовался Какаши, и, уловив на себе непонимающий взгляд ученицы, пояснил: - Эти двое выглядят по-настоящему живыми. – Он взглянул на небо, усыпанное звездами. – Обычно так можно сказать лишь о Наруто, но его жизнерадостность чересчур заразительна. Саске будет полезно провести несколько дней рядом с ним. Сакура внимательно выслушала учителя и улыбнулась. Она не совсем понимала, чего именно хочет добиться Какаши и уж тем более не радовалась тому, что Саске столько времени проведет вместе с Наруто, а не с ней, но была согласна с тем, что, возможно, Наруто удастся хотя бы немного встряхнуть Саске и заставить его искренне улыбаться. Из размышлений о радостной перспективе изменения Саске в лучшую сторону выдернули крики и грохот. Пришлось остановиться и обернуться, чтобы увидеть полную картину: горе-шиноби распластались на земле, а тщетные попытки подняться заканчивались провалом. - Смотри, куда идешь, кретин! – возмущался Саске, выкарабкиваясь из-под Наруто, который в процессе падения не просто утянул за собой товарища, но и вовсе дернул его настолько сильно, что тот оказался на земле раньше, чем сам Наруто. - Да кругом темнота, черт бы тебя побрал, я не мог заметить этот камень! – пыхтел Наруто, неуклюже пытаясь способствовать процессу возвращения обратно в вертикальное положение. - Хотя, быть может, я ошибся, - признался Какаши, глядя на своих учеников, и вместе с Сакурой рассмеялся. Наруто и Саске такого юмора определенно не оценили. Пока Сакура и Какаши отшучивались, парни всерьез подумывали о том, как им за предстоящие два дня вместе не поубивать друг друга. Даже в обычное время они неимоверно раздражали друг друга: Наруто постоянно обвинял Саске в высокомерии, а тот, в свою очередь, считал Наруто неуклюжим болваном. В Коноху седьмая команда вернулась глубокой ночью, и сразу же встал вопрос о том, куда следует отправиться прикованной друг к другу парочке. Наруто решил воспользоваться случаем и напроситься к Учихе хотя бы в такой нелегкий для них обоих период, потому что в иные разы попасть к скрытному и молчаливому шиноби и вовсе задача непосильная, но Саске наотрез отказался от этой затеи, ссылаясь на то, что не желает превращаться свое жилище в помойку. Наруто, конечно же, оскорбился, но был вынужден признать правоту Саске – дом Узумаки выглядел более чем ужасно. В конечном счете, на споры не осталось сил, поэтому практически обоюдно было решено отправиться к Наруто. Его дом находился ближе, да и вероятность встретить кого-нибудь по пути уменьшалась. Оказавшись внутри скромного жилища, Саске сразу же умудрился споткнуться обо что-то в коридоре, а потом еще несколько раз, пока Наруто тащил его за собой в комнату. - Не знаю, как ты, а я дико устал, - проговорил Наруто, зевая, и грузно повалился на кровать. Саске оказался на кровати вслед за ним. Он сидел рядом с растянувшимся на спине Узумаки и дергал его за руку, которая была скреплена чакрой вместе с его собственной рукой. - Какого черта?! Я не собираюсь спать с тобой в одной постели! - Ну, можешь постоять рядом, - посоветовал Наруто, закрыв глаза и ехидно улыбнувшись. - Ты бы хоть одежду снял, - нахмурился Саске, не привыкший к столь варварскому поведению. - А Саске-то извращенец, - протянул Наруто, и улыбка его сделалась еще более ехидной. - Кретин! Учиха был бы и рад объяснить, что он имел в виду, но доказывать что-то Наруто – себе дороже. Поэтому он просто смирился с положением дел, утешая себя тем, что этот кошмар продлиться всего несколько дней. Одной рукой кое-как развязав повязку и аккуратно положив ее на прикроватную тумбочку, Саске лег, максимально далеко, насколько это позволяла кровать, отодвинувшись от Наруто. День выдался насыщенным, усталость делала все тело свинцовым, но спать совершенно не хотелось. Несколько минут Саске сверлил взглядом потолок. Он надеялся, что хотя бы этой ночью воспоминания о прошлом обойдут его стороной, но они лишь еще более настойчиво вызывали у него чувство тоски. Он был уверен, что похоронил все свои воспоминания о заботливом брате и оставил лишь те, которые укрепляют его желание отомстить, но сейчас, когда он оказался в одной кровати с Наруто, образ Итачи возникал в голове сам по себе. Сколько бы Саске не пытался прогнать наваждение, он невольно вспоминал о том, как в детстве постоянно прокрадывался в комнату Итачи и засыпал рядом с ним, продолжал видеть добрую улыбку брата, слышать его спокойный голос, и не мог понять, как у Итачи получалось все это время лишь притворяться. - Наруто… - тихо позвал Саске. Впервые за все время знакомства с этим шумным парнем ему захотелось, чтобы тот сморозил какую-нибудь глупость. - Нет… это мой рамен… - бубнил Наруто, подергивая пальцам свободной руки, лежавшей у него на животе. Саске приподнялся на локтях и взглянул на давно уже мирно спящего Наруто. Трудно было представить, что его вечный соперник может быть таким умиротворенным. «Тебе все нипочем», - подумал Саске, едва заметно улыбнувшись, и лег обратно в надежде быстрее уснуть. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он провалился в сон, но ожидание того стоило. В своем собственном доме Саске давно не удавалось так хорошо выспаться. К тому же все ночные кошмары вдруг решили взять передышку, позволяя ему насладиться совершенно обычным сном. Возможно, свою роль сыграли усталость и пережитый стресс, который был вызван отнюдь не страхом распрощаться с жизнью во время плевой мисси, а ужасом предстоящего двухдневного тура «не убий товарища своего, даже если он полный придурок». - Сакура-чан… - послышалось невнятное бормотание. Сквозь сон трудно было понять, что происходит, но Саске не без труда заставил себя прогнать последние остатки сладкой дремоты, неохотно открыл глаза и чуть повернул голову в сторону, откуда исходил звук. В тот момент, когда он прямо перед своим носом увидел расплывшуюся в счастливой улыбке физиономию Наруто, он успел пожалеть о своем решение проснуться. Узумаки посапывал и продолжал бормотать что-то, уткнувшись носом в плечо Саске, его свободная рука покоилась под темно-синей футболкой, а левая нога по-хозяйски была закинута на учиховские бедра. Если бы вместо Саске рядом с Наруто лежал большой плюшевый медведь, то эта картина выглядела бы вполне мило. Но все же это был Саске, очень недовольный положением вещей Саске. - На-ру-то!.. - процедил сквозь зубы Учиха по слогам, чувствуя как бровь у него нервно подрагивает, и отпихнул от себя наглеца, посмевшего вскарабкаться на него во сне. Наруто свалился на пол, невольно потянув за собой Саске, но тот смог удержаться на краю кровати. Узумаки тут же подскочил на ноги, как ошпаренный, и принялся озираться по сторонам, выкрикивая угрозы невидимым врагам. И только через несколько секунд он окончательно проснулся и понял, что стало причиной его стремительного падения с метровой высоты. В голове уже успел возникнуть вопрос о том, что Саске позабыл с утра пораньше в его доме, но, прежде чем задать этот вопрос, он успел вспомнить о случившемся на миссии. - Да кто ж так людей будит! – прокричал Наруто, потирая ушибленный зад. - Я тебе не подушка, чтобы меня всеми конечностями обнимать, - высокомерно и слегка обиженно произнес Саске. Будь у него возможность, он бы обязательно демонстративно скрестил руки на груди. - Сдался ты мне! – задрал нос Наруто, не желая признавать свою вину. Они могли еще долго просто стоять и дуться друг на друга, проверяя прочность своих нервов, но жалобное урчание животов заставило их сдать позиции и пойти на временное перемирие. Предложение пойти завтракать прозвучало практически одновременно, поэтому они поспешили отправиться на кухню. Обычно после миссий в доме Узумаки не было никакой еды, так как она оперативно съедалась еще до отправления на очередное задание, но в этот раз кухонный стол порадовал наличием двух целеньких упаковок с раменом. Как только вскипел чайник, Наруто, окрыленный находкой пищи богов, запарил лапшу и радостно протянул: - Приятного аппетита! Саске не разделял его радости. Он скептически смотрел на рамен и никак не мог решиться дотронуться до него палочками. - А есть что-нибудь более съедобное? - Как грубо! – проговорил Наруто с набитым ртом, недовольный оскорблением своей любимой еды. – Ну, вон там молоко еще есть. Саске обернулся, чтобы посмотреть на разделочный стол, куда указывал Наруто. Там действительно стоял пакет молока, вот только Саске не видел, чтобы его доставали из холодильника. - И давно оно там? – из чистого любопытства спросил Саске. - Дня два-три, кажется, - как ни в чем не бывало ответил Наруто, заглатывая лапшу. По телу пробежала мелкая дрожь, когда Саске представил, что молоко не только успело испортиться, но и вовсе обзавелось неведомой живностью, пожирающей гниющие остатки. Его воображение в доме Узумаки заметно разыгралось. Поняв, что выбора не осталось, Саске решил попробовать рамен. На вкус оказалось не так уж плохо, но питаться этим каждый день он бы никогда не стал. - Как думаешь, у нас сегодня будет какое-нибудь задание? – спросил Наруто, задумчиво постучав палочками по губам. - В таком состоянии, - Саске поднял их сцепленные чакрой руки, - мы даже с пустяковым поручением не справимся. - Но ведь… - Нам просто повезло вчера. Нельзя всегда полагаться на случай. - Какой ты зануда! – заключил Наруто. – И что нам, по-твоему, весь день делать? - Онсэн,* - сказал Саске, поднимаясь из-за стола. Наруто не пришел в восторг от идеи тащиться вместе с Саске в онсэн, не смотря на то, что обычно бывал не против посиделок в горячей воде. Вот только обычно он бывал там один, наслаждаясь редкими минутами нахождения в одиночестве, которые он сам для себя и создавал. Даже непоседе и любителю внимания иногда хочется побыть в тишине. Саске же объяснил свое рвение отправиться в онсэн последней миссией, после которой у него не было возможности привести себя в порядок. - Это не совсем то, чего мне хотелось, - пробубнил Саске, погруженный по самый нос в воду. Слова его, вырывающиеся наружу вместе с пузырями из-под воды, разобрать было крайне сложно. - Надо было раньше об этом думать, - пробулькал в ответ Наруто. Парни одновременно покосились на свои скрепленные руки, покоящиеся на бортике, и безнадежно вздохнули. Теперь на их руках красовался не только уродливый кокон из чакры шиноби, которого они успели уже не единожды проклясть, но и целый громадный ком из одежды – синяя и черная футболки вместе с оранжевой кофтой, - намотанный на руки, чтобы вещи не намокли. Только когда Наруто и Саске зашли в онсэн, они обнаружили, что из-за их временной неприятности они не могут даже одежду с себя стянуть так, чтобы не пришлось ее при этом разрезать кунаем. В конце концов, руки, лежавшие на бортике, жутко затекли, поэтому было принято обоюдное решение заканчивать водные процедуры. На улицу они вышли с видом еще более угрюмым, а все встреченные по пути знакомые только портили настроение еще сильнее своими однотипными вопросами, заставляя вновь и вновь рассказывать одну и ту же историю. В случае с последним из встретившихся, коим оказался Шикамару, они в один голос вяло произнесли лишь «Какаши-сенсей», чего хватило, чтобы Шикамару сочувственно покачал головой, сдерживая улыбку. И Наруто и Саске уже и не думали обвинять в своей напасти того разбойника, который и обрек их на двухдневные страдания, а винили во всем именно учителя. Они даже успели прийти к выводу, что Какаши перечитал свои книжонки не самого приличного содержания, и теперь решил поставить какой-то нелепый эксперимент над своими учениками. Ближе к вечеру, после скитаний по округе, они вернулись в дом Узумаки. Наруто отчаянно пытался затащить Саске в «Ичираку Рамен», но Саске настоял на том, что лучше сам одной рукой состряпает ужин, чем опять будет есть рамен. Конечно же, Наруто подловил его на обещании, поэтому, когда они зашли в дом, у обоих в руках было по пакету, доверху наполненному продуктами. - Ты все равно не сможешь приготовить что-то лучше того рамена, которого из-за тебя я не поел, - недовольно произнес Наруто, усаживаясь за стол и даже не собираясь участвовать в разгрузке пакетов. - Ты хотел сказать «мы», - деликатно поправил его Саске, дернув на себя скрепленные руки с такой силой, что Наруто практически слетел со стула. – Держи это крепче. Он положил свободную руку Наруто на кусок мяса, а сам взял нож. С ножом в руке Саске выглядел более чем зловеще, а когда он принялся быстро разрезать мясо, Наруто готов был сбежать с кухни, боясь за сохранность своей единственной оставшейся в рабочем режиме конечности. В конечном счете, Наруто пришлось смириться с ролью помощника. Чем ближе блюдо было к завершению, тем более активно и прилежно он выполнял все поручения Саске. - Ну давай же! - Слюнями не подавись. Две тарелки с только что приготовленным рисом с карри оказались на столе, дразня ноздри своим ароматным запахом. Наруто схватил палочки и, быстро пожелав приятного аппетита, принялся уплетать свою порцию. - Это невероятно вкусно! – с искренним восхищением повторял он. - Еще бы, - самодовольно отзывался Саске. - Саске, давай ты останешься жить у меня, и всегда будешь готовить что-нибудь такое же потрясающее? – умоляющим тоном бормотал Наруто, блаженно развалившись на стуле и потирая свой живот. - Тебе, может, еще колыбельную на ночь петь? – скептически приподнял бровь Учиха, но затем едва заметно улыбнулся и, отложив палочки в сторону, легонько ткнул Наруто в лоб двумя пальцами. – Самому уже пора бы научиться все делать. Он вдруг застыл, осознав, что только что сделал. Тот же жест, который его брат так любил использовать. Он бы с удовольствием убежал, чтобы не показывать своего замешательства, но это было невозможно. - В чем дело? – спросил Наруто. - Ни в чем, - ответил Саске, чуть помешкав. Весь оставшийся вечер он молчал и лишь изредка мычал что-то неопределенное в знак согласия или же несогласия с Наруто. Он практически не слушал Узумаки, но продолжал хотя бы создавать видимость вовлеченности в беседу с без умолку говорящим парнем. Наруто прекрасно видел, что все его слова, какими бы они серьезными или глупыми ни были, растворялись в воздухе, не достигая адресата. Ему можно было просто открыть словарь и читать все слова по порядку, иногда меняя свою интонацию на вопросительную – ничего бы не изменилось. Но он говорил, желая отвлечь Саске от тяжелых мыслей. Наруто знал это чувство, когда в голове полный кавардак, зацикленный на негативе. В такие моменты ему всегда хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом и не давал пожирать самого себя. Поэтому он пытался выдернуть Саске из его замкнутого мира. Перед тем, как забраться в кровать, они даже сыграли в сёги.** Правил Наруто не знал, а Саске не был поклонником этой игры, однако он попытался хотя бы немного объяснить Наруто правила. Закончилось все полнейшим провалом. Наруто готов был волосы на голове рвать от непонимания логики игры, но Саске это явно позабавило. Обычно он начинал раздражаться и злиться, когда Наруто совершенно не поддавался обучению, но в тот момент он был только рад этому. В этот раз противиться сну в одной кровати Саске не стал, однако приходилось каждые несколько минут деликатно затыкать говорливого соседа, чтобы суметь расслабиться и отправиться в манящее царство сна. - Не могу заснуть, - проворчал Наруто спустя пятнадцать минут молчания, которое ему давалось слишком непросто. Ответа не последовало. Казалось, что Саске буквально заставил себя заснуть, лишь бы не слушать бесконечной болтовни. - Ну и ладно, - фыркнул Наруто, ворочаясь на месте. – Больно нужно мне твое общение… - Он хотел перевернуться на другой бок, но скрепленные руки не давали этого сделать, поэтому пришлось лечь на спину. – А знаешь, вообще-то нужно. Я чувствую себя глупо, когда разговариваю сам с собой. Он почувствовал, как Саске вздрогнул. Сначала он решил, что Учиха просто издевается над ним, претворяясь спящим, а сам хихикает потихоньку, однако эта версия отпала, когда Наруто сел рядом и взглянул на Саске. Жмурясь, словно яркое солнце слепило ему глаза, Саске часто дышал, что-то бормотал сквозь сон и извивался. Ему в очередной раз снился его самый страшный кошмар – день, когда собственный брат уничтожил весь клан Учиха. Вновь и вновь он возвращался в этот день, пленником которого оказался. Чем дальше он пытался убежать от этих воспоминаний, тем более сильными и отвратительными они становились. - Эй, Саске… - слегка взволнованно позвал Наруто. Он протянул руку, чтобы встряхнуть Саске за плечо, но его ладонь не достигла цели. Саске вцепился в его руку, крепко сжимая пальцами ладонь. Он все еще спал, отчаянно разыскивая помощь в реальности. Наруто не стал одергивать руку, хотя резкость Саске его немного напугала. Напротив, он лишь крепче сжал ладонь парня и, убедившись, что это действительно действует успокаивающе, осторожно лег рядом. - Какие же кошмары тебя мучают, Саске? – совсем тихо проговорил Наруто, разглядывая едва различимый в темноте профиль. Наруто не спал практически всю ночь. Он упорно доказывал сам себе, чтоб все дело в простой бессоннице, а не в волнении за Саске, но доводов в пользу первого варианта катастрофически не хватало. В конце концов, он смирился с тем, что просто-напросто не хочет отпускать руку Саске и позволять ему вновь вернуться в мучительные сновидения. Однако же под утро Наруто поддался желанию отдохнуть и благополучно заснул. Он расслабился, и пальцы невольно разжали ладонь Саске. Учиха тут же распахнул глаза. Сон ушел совершенно внезапно, будто кто-то влепил ему смачную пощечину. Как и в прошлое утро Саске обнаружил как минимум одну конечность, не принадлежавшую ему, но, при том, нагло находящуюся у него на животе. Он собирался повторить уже запатентованный метод пробуждения Наруто, путем сбрасывания его с кровати, однако в последний момент передумал. Ему вдруг захотелось просто лежать, смотреть на стену напротив, окрашенную светом первых лучей солнца, и ничего не делать. Он чувствовал какую-то легкость и даже знал, почему: вторую ночь подряд за долгое время он не помнил того, что ему снилось. Наруто удавалось действовать на него не только днем, но и ночью. Именно поэтому Саске не хотел его беспокоить, особенно учитывая, что этот день обещал быть таким же бесполезным, как и предыдущий. Через пару часов Наруто уже сладко потягивался в кровати, пытаясь избавиться от остатков сна. - Саске, - протянул он, зевая. – Ты же приготовил завтрак, да? - Я решил, что ты не будешь рад, если я протащу тебя по полу до кухни, - ухмыльнулся Саске, поднимаясь с кровати, - но раз ты настаиваешь… Он, как ни в чем не бывало, зашагал на кухню, утаскивая за собой еще не до конца проснувшегося Наруто и знакомя его лицо с каждой дощечкой на полу. - Изверг! Это было слишком жестоко, - проскулил Наруто, потирая чуть опухшую щеку. - На, не ной. Саске поставил на стол тарелку со сложенными горочкой онигири.*** В этот раз он сделал все самостоятельно, не прибегая к помощи Наруто, чтобы компенсировать свою выходку, хоть и не собирался этого делать. - О, приятного аппетита! – тут же просиял Наруто. Пока он за обе щеки уплетал завтрак, он не переставал поглядывать на Саске. Тот ничего не ел, а лишь задумчиво смотрел на лежащий перед ним онигири, подперев рукой подбородок. Наруто улыбнулся. Он больше не чувствовал той тревоги, которая была в Саске прошлым вечером. Та задумчивость, которую он видел, совсем не была мрачной. - Саске, потренируй меня. - А? Учиха удивленно заморгал, выдернутый из задумчивости столь странной просьбой. - Ну, - тут же замялся Наруто, улыбнувшись и смущенно почесав нос, - ты ведь лучший из всех геннинов в метании сюрикенов, а у меня еще в Академии бывали проблемы с меткостью. - Да, я помню тот день, когда ты чуть не оставил Ируку-сенсея заикой, - закивал Саске с абсолютно невинным выражением лица, будто и не намеревался обидеть. - Мог бы и не напоминать, - удрученно произнес Наруто. – В любом случае, я знаю отличное место для тренировки. Саске пожал плечами, не выражая ни согласия, ни протеста. Он был не против прогуляться и немного размяться, и повод для этого нашелся сам собой. В обеденное время в Конохе кипела жизнь. Торговцы зазывали к себе, предлагая купить домашнюю утварь, дети носились по улицам, иногда взбираясь на крыши собственных домов, чунины отдыхали в местных кафе после очередных миссий. Сложно было пройти мимо «Ичираку Рамена», особенно, когда его владелец усердно предлагал скидку на фирменное блюдо, однако Наруто отказался. Он просто все дальше шел вдоль деревни, отдаляясь от центра и направляясь к окраине. - Куда мы идем? – наконец спросил Саске, поняв, что такими темпами они дойдут до района, где когда-то проживал клан Учиха. – Я уже говорил, что и близко тебя к своему дому не подпущу. Ты же там… - Не волнуйся, мы не туда идем, - перебил его Наруто, свернув с дороги на тропинку, ведущую вниз по небольшому склону. - Это же… Они спустились к реке и взошли на деревянный мостик, предназначенный для рыбаков, хотя никто рыболовством здесь никогда не занимался. Однажды Саске тренировался в этом месте с отцом, поэтому после смерти родителей он часто приходил сюда и мог часами сидеть, взвесив ноги с мостика, и смотреть на реку. Это спокойное течение воды его всегда успокаивало и подбадривало. Но после выпуска из Академии он практически не бывал здесь. Когда они подошли к самому краю мостика, Наруто плюхнулся вниз и уселся удобнее, скрестив ноги. - Что ты творишь? – возмутился Саске, вынужденный наклониться следом. - Я часто видел тебя здесь, - улыбнулся Наруто, похлопав рядом с собой, и Саске все-таки сел рядом, по привычке свесив ноги с мостика. – Думаю, ты не замечал этого, но раньше я прогуливался по той дороге, - он указал большим пальцем за свою спину, - практически каждый вечер. - Замечал, - негромко отозвался Саске. – Это раздражало. Наруто улыбнулся и посмотрел на блики солнца, отражающиеся на прозрачной поверхности. Наступило молчание, прерываемое лишь шумом реки и редкими всплесками воды, создаваемыми рыбами. - Это не мое дело, но… Что тебе снится? - Ты прав, это не твое дело. Саске опустил взгляд и увидел свое отражение в воде. Чем старше он становился, тем больше замечал свое внешнее сходство с Итачи. - Как бы то ни было, ты всегда можешь… - Ты никогда не поймешь. – Саске сжал в руке гальку, а затем кинул ее в воду. Он начинал злиться сам на себя за то, что у него возникло желание поделиться с Наруто всей той болью, которую ему приходится терпеть. – Почему ты никак не оставишь меня в покое? - Потому что я поклялся, что наша седьмая команда будет самой крутой командой, которую кто-либо мог себе представить, - широко улыбнулся Наруто и перекинул руку через плечо Саске. – А для этого мы все должны лучше понимать друг друга и… - Наруто! Твоя рука!.. - Слушай, я тут речь толкаю, мог бы ради приличия… А! Парни подскочили и встряхнули свои руки, освобождаясь от оставшихся на них капель растаявшей чакры. - Свобода! – закричал Наруто, возведя руки к небу. Он, жмурясь, взглянул на свою ладонь, закрывающую солнце. Не смотря на радость освобождения, он понял, что был бы совсем не против и дальше жить вместе с Саске, лучше узнавать его и потихоньку менять его мрачное мировоззрение. По привычке засунув руки в карманы, Саске направился в сторону дороги. - Эй, Саске, а как же тренировка? – окликнул его Наруто. – Я ведь серьезно говорил. Саске на несколько мгновений остановился. - Тренируйся сам, - кинул он через плечо. - Не хочу стать примером того, как ученик может превзойти учителя. Сказав это, он продолжил свой путь. Наруто расплылся в счастливой улыбке. - Я буду стараться, - произнес он, зная, что его слов уже никто не услышит, - чтобы когда-нибудь ты смог признать меня. - Вытащив из кармана повязку со знаком Конохи на протекторе, он надел ее. – Отлично! Прислонившись спиной к дереву, растущему у дороги, Саске еще некоторое время наблюдал за произвольной тренировкой. - Я буду ждать… Наруто. _________________________________________ *онсэен - горячие источники; **сёги - японская настольная логическая игра, родственная шахматам; ***онигири - пресный рис с начинкой, слепленный в виде треугольника.
Название: Техасский холдем* Автор:Maksut Бета: Риления Пейринг: Дейдара/Сасори, Дейдара/Сай, Гаара, Ирука, Итачи, Хидан. Тип: slash Рейтинг: R Жанр: ангст, повседневность, немного романса, чуть-чуть психодела. Дисклеймер: Не принадлежит, не извлекаю. Саммари: Большинство из тех, кто побывал на войне, возвращаются домой и год за годом пытаются забыть ее как страшный сон. Но есть и те, кто не желает забывать, потому что только они были живы, только там был их дом. Предупреждения: Жесткий ООС (!), мир AU – абстрактная современность. Незамутненный пафос, треш-детектед, экспериментальный фик, смерть второстепенного персонажа. Фик написан по мотивам фильма Кэтрин Бигелоу «Повелитель бури». Размещение: только с разрешения автора! От автора: фанфик был написан на Летний фестиваль 2012 и занял II место.
Когда Дейдара впервые видит своего напарника, его сердце пропускает удар – замирает, словно подвешенное над пропастью, и вдруг ускоряется в несколько раз. Проклятый кусок плоти бьется в темнице из костей не хуже отбойного молотка, и это красноречивее всяких слов. Почему? За что? Как? Вопросы роятся в голове стаей гудящей мошкары, но ни на один из них у него нет ответа. Это была форменная издевка: тот же цвет волос, то же телосложение, та же манера говорить… В первый раз увидев напарника, Дейдара решает, что длительный перелет сыграл с ним злую шутку, и теперь он галлюцинирует. - Собаку Гаара, - представляется напарники протягивает вперед тонкопалую руку. Тсукури жмет ее на автомате, невольно отмечая жесткость чужой ладони, и все никак не может придти в себя. Как такое могло произойти?.. Как?! Учиха говорит, что они почти ровесники, но новоявленный напарник больше похож на подростка, нежели на матерого убийцу: невысокий рост, худощавое сложение, симпатичное, без намека на щетину лицо… И даже опаленные брови и темный, похожий на замысловатый иероглиф, шрам на лбу не портили его. Дейдара раздумывает не дольше минуты и тут же, с наскоку, спрашивает, нет ли у этого Собаку родственника по имени Сасори. - Нет, я сирота, - жестко отрезает напарник, и Тсукури понимает, что невольно, но наступил на больную мозоль. - Все ясно, - примирительно вскидывает руки Дейдара и больше не поднимает в разговорах тему семьи, хотя все никак не может избавиться от отвратительного, выбивающего почву из-под ног чувства узнавания… Да еще и эти волосы… Не просто рыжие, но красные, отливающие не медью, а кровью – до этого дня он думал, что шевелюра Сасори была уникальна. Что ж, видимо, он ошибался… На «притирку» им дают всего неделю, поэтому они упражняются без устали, и Дейдара с каким-то тихим восторгом понимает, что возвращается к прежним показателям. В редких перерывах между тренировками он слоняется по извилистым коридорам базы, то и дело натыкаясь на своих «коллег», на фоне которых даже отмороженный Учиха выглядит школьным учителем. Чего только стоит странный тип, повсюду разгуливающий с бронированным чемоданом и лицом, закрытым арабским платком? А неопределенного возраста мужик с вкрадчивыми повадками опытного педофила и стальными серьгами в ушах? А их так называемый «лидер» - рыжий ирландец, в котором дырок больше, чем в хорошем сыре? С каждым днем Дейдара все сильнее укрепляется во мнении, что его замкнутый, неразговорчивый напарник – подарок богов. - Ты привыкнешь, - говорит в один из вечеров Собаку, заметив, как он провожает взглядом хихикающего Тоби, бережно несущего коробку ручных гранат и зажимающего подмышкой стопку журналов с грудастыми красотками на обложке. - Привыкну, - констатирует Дейдара и тоскливо выглядывает в обклеенное специальной пленкой окно. Им запрещено выходить из дома, да и не то, чтобы сам Тсукури стремился гулять по городу, в котором орудуют мародеры и оппозиционные войска, но все же… - Пошли, покажу кое-что. Они идут по узкому, словно кишка, коридору, а потом долго поднимаются вверх по шаткой, облетающей хлопьями ржавчины лестнице. - Если ты хотел убить меня, то внизу было бы проще, - говорит Дейдара, когда что-то наверху надсадно скрипит. Этим «чем-то» оказывается люк на крышу, из которого они не без труда, но выбираются, в грязной, словно у трубочистов, одежде. - Ну и зачем мы?.. – собирается было возмутиться Тсукури, но тут же затыкается. Отсюда весь город виден, словно на ладони: разоренный войной и бесконечными артобстрелами, он, тем не менее, не теряет удивительного, почти мистического, древнего величия, от которого по спине ползут сладкие мурашки. - Вот это да… - Раньше было лучше, - негромко говорит Гаара, подтаскивает к краю крыши деревянный ящик и садится на него. Тсукури следует примеру напарника, и они некоторое время сидят молча. Дейдара, заскучав, принимается украдкой разглядывать напарника, и в который уже раз ловит себя на мысли, что тот до неприличия хорош собой. Когда Тсукури достает из кармана изрядно помятую сигаретную пачку, над городом раздаются первые звуки вечерней молитвы, и он едва не роняет сигарету. - Черт, - бормочет он и все же прикуривает. – Будешь? Напарник качает головой и внимательно смотрит на далекую, теряющуюся в синеве иглу минарета. Его губы ритмично шевелятся в такт молитве. - Ты… знаешь эту песню наизусть? - Я приехал сюда еще ребенком, - пожимает плечами Гаара, когда молитва заканчивается. – И это не песня – это намаз**. - Намаз так намаз, - пытаясь скрыть удивление, говорит Дейдара. – Надеюсь, что ты не перережешь мне глотку во сне. - Зачем мне это делать? - «Бей неверных» и все такое… Разве у вас не так все делается? - Ты мыслишь стереотипами, - меланхолично замечает Гаара. – Я не верю в Бога. - Но… - Нам пора. *** - Сколько еще? - Двенадцать минут. - Скорей бы уже, - выдыхает сквозь спекшиеся от жары губы Дейдара и плотнее надвигает на лицо козырек кепки. Лежащий рядом напарник, не отрываясь от бинокля, неопределенно поводит плечами. Это можно трактовать и как «меня тоже все достало» и как «отъебись». Они знакомы всего ничего, но Тсукури склонен полагать, что второе вероятнее. - Чего пялишься-то? Толку от этого ноль, - фыркает Дейдара и достает из вещмешка бутылку воды. – Лучшей попей, а то потом не до того будет. Острые плечи снова ходят ходуном под форменной пятнистой курткой, и на этот раз Тсукури может сказать с точностью – «отъебись». Фыркнув еще раз, он прикладывается к пластиковому горлышку и в два глотка допивает противно теплую, чуть сладковатую воду. В задумчивости потерев обгоревший, облезающий белесой пленкой мертвой кожи нос, Дейдара тоже приникает к биноклю: извилистая узкая дорога пуста. Ну да, еще же рано… - А что потом? – спрашивает он. - Что «потом». - Ну, когда мы его поймаем. - Если мы его поймаем, - напарник на секунду отрывается от окуляров и зыркает на него своими огромными прозрачными глазами в дымке темных ресниц. – Нам выдадут косточку и потреплют по холке. - Не, я серьезно. Неужели в этих ваших «Акацуках» совсем не бывает отпусков? - Уже назад хочешь? А ведь только вторая неделя пошла. - Завались, я пять от одной замены состава до другой отслужил. - Молодец, - ровно бросает напарник и, отставив бинокль, подтягивает к себе уже полностью собранную и даже пристрелянную винтовку М-16. Вообще-то, даже странно, что они сейчас так мило поболтали, обычно из этого Гаары и слова не вытянешь: молчаливый и угрюмый, он, тем не менее, был мастером своего дела. В этом Дейдара уже успел убедиться. А впрочем… Немногословность напарника была Тсукури даже на руку: попав назад в пустыню и почуяв запах близкой крови, он словно бы преобразился, превратившись в себя прежнего – болтливого, оживленного, страстно увлеченного... И больше никаких антидепрессантов, никаких психологов и чертового дома с привкусом мертвечины. Дейдара, словно змея, избавившаяся от старой кожи, сбросил с себя груз последнего года, проведенного в госпитале: больше не ныли сломанные кости и не тянули зарубцевавшиеся шрамы. Палящее солнце выжгло депрессию, превратив ее в легкий пепел, что унес первый же порыв сильного ветра. Он снова был «в свой тарелке» - на поле битвы, где знал правила и имел преимущество. Вот только работа с напарником была для него в новинку, да и слишком уж напоминал ему этот Гаара… - Не тормози! Дейдара вздрагивает от толчка вбок и смотрит в бинокль: где-то в самом начале уходящего в горизонт шоссе, мазок за мазком возникают очертания автомобиля, в котором уже через пару минут можно опознать, укрепленный дополнительной броней и стрелковой башней, «хаммер». - Та-ак, пошла моча по трубам, - не может скрыть довольства Тсукури, возбужденно ерзая по горячему камню. - Всего три, - говорит Гаара, и в его обычно бесцветном голосе прорезаются нотки тревоги. – Сколько взрывчатки ты заложил? - Он не поедет в первой. И не в замыкающей, - разглядывая колонну, отвечает Дейдара. – Вторую, скорее всего покоцает, но не фатально. - Надеюсь. В ожидании минуты ползут медленно, словно улитки, и Тсукури мысленно подгоняет автомобили: это их первая миссия, поэтому к подготовке Дейдара отнесся особенно тщательно, и теперь ему не терпелось увидеть результат своих трудов. - Две минуты, - отсчитывает педант Собаку. Дейдара отрывает от носа очередной слой сгоревшей кожи. - Минута… Тридцать секунд. Тсукури сдувает невесть откуда взявшуюся муху. - Десять… Дейдара затаивает дыхание и приникает к окулярам. Закаты, рассветы, улыбки детей, «Мона Лиза» и Колизей… Все чудеса света меркнут в сравнении с этим: ослепительный, словно вспышка на солнце, взрыв и густой, темно-серый гриб из взметнувшихся в воздух песка и продуктов распада… Когда по его телу прокатывается ощутимая волна вибрации, Дейдара едва не стонет от удовольствия. Как же он любит свою работу!.. Но расслабляться рано, пользуясь вражеской паникой и дезориентацией, они должны закончить начатое. - Расстояние шестьсот пятьдесят метров, цель на два часа, стрелковая башня, - говорит Дейдара, внимательно разглядывая разоренную колонну в бинокль. - Вижу. И тут раздается пулеметная очередь – хаотичная, слишком наивная… Сквозь этот грохот Тсукури слышит, как напарник дышит коротко и часто, гипервентилируя легкие, а потом замирает. В следующую секунду фигура на башне дергается, как от удара, и обмякает, повиснув вниз головой. - Теперь чуть левее, замыкающая машина. - Вижу. И снова в яблочко. - Ну ты прямо Симо Хяюхя. - Не отвлекайся. - Движение на два часа. Очередная гильза летит в песок, поблескивая полированными боками. За следующие десять минут напарник производит еще два выстрела и ни разу не промахивается. Дейдара с уважением косится на него. - Видишь кого-нибудь? - Нет. - Я тоже. На исходе пятидесятиминутного ожидания Дейдара говорит: - Думаешь все? - Еще полчаса, - почти не разлепляя губ, отвечает Гаара, не отрываясь от оптического прицела. Время в ожидании тянется нестерпимо медленно: у Тсукури все затекает и жутко чешется сопревшая под шлемом голова, а назойливая муха безнаказанно ползает по лицу... Но он не шевелится – следит внимательно за останками колонны, силясь угадать хоть малейшее движение. Когда огромное, тускло-красное солнце начинает клониться к горизонту, а марево, повисшее над пустыней, окрашивается в отчетливый золотисто-розовый цвет, напарник чуть меняет позу и разминает шею. - Я прикрою. Дейдара кивает и осторожно, стараясь не выдать «точку», отползает назад и обходит скалу с запада. Он перемещается короткими перебежками от укрытия до укрытия: сейчас, когда он двигается, то представляет собой идеальную мишень, но он едва ли может совладать с распирающим его изнутри восторгом и азартом. Наконец, когда до шоссе остается не больше ста метров, раздается звук выстрела, Тсукури тут же падает на живот и по-пластунски отползает за ближайший куст чахлой растительности. Из такого положения он не может определить, с какой стороны был произведен выстрел, но не оставляет надежды, что удача все еще на стороне Гаары. Выждав для верности некоторое время, он продолжает свой путь и финальным рывком добегает до обуглившего остова ведущего «хаммера». Спрятавшись за ним, он осторожно выглядывает из укрытия, но не замечает ничего, кроме двух трупов. Была не была, думает он и осторожно начинает двигаться в сторону второй машины. Собаку работал на совесть: парню на башне пуля угодила аккурат в переносицу. Вдруг откуда-то сбоку раздается хрип, и Дейдара резко оборачивается, целя в источник звука, но тут же успокаивается: это всего лишь кровь и воздух толчками выходят из дыры в гортани – едва ли парень с такими ранениями может быть опасен. Аккуратно и методично обыскав оставшиеся машины, он, наконец, находит того, кого искал. Король треф ползет прочь от шоссе, оставляя за собой непрерывную ржавую полосу крови из перебитой ноги. Быстро нагнав беглеца, Дейдара прижимает ботинком чужую руку со сжатым в ней пистолетом. Запястье жалобно хрустит под жесткой подошвой, и коричневые от запекшейся крови пальцы разжимаются, выпуская оружие. Тсукури достает из нагрудного кармана портативную рацию и, зажав кнопку, коротко рапортует: - Чисто. - Понял, выдвигаюсь. В ожидании напарника, Дейдара опускается на корточки рядом с мужчиной и внимательно вглядывается в бледное от потери крови, лоснящееся потом лицо: коротко остриженные волосы, густые брови, крючковатый, с горбинкой нос и неопрятная рыжая борода с проседью… - Иззат Ибрагим ад-Дури***. По телевизору он казался значительно выше, - негромко говорит подоспевший Гаара. - Может, носил специальную обувь? Я слышал, что многие политики так делают, - хмыкает Дейдара, разглядывая ноги пленника, обутые в высокие армейские ботинки на шнуровке. Взгляд цепляется за глубокую рану на правом бедре, наскоро перевязанную обрывком ткани. – Слушай, если мы сделаем нормальную повязку, то он протянет до базы. Гаара не удостаивает его ответа, вместо этого он спрашивает что-то у пленника на его языке и, услышав короткий ответ, всаживает ему в грудь две пули. - Пятьсот тысяч за живого или мертвого, - не меняясь в лице, говорит он, убирая пистолет в кобуру и доставая нож. – Найди мне целлофановый пакет, не хочу потом машину отмывать. Дейдара приоткрывает рот, но так и не издает ни звука, а Гаара, тем временем, потеряв интерес к беседе, втыкает нож в шею мертвеца и начинает методично орудовать им, словно заправский мясник. Тсукури отходит к машине и рассеянно роется в чужих вещах. До их наглухо закрытого маскировочной сеткой джипа путь действительно неблизкий – километров пять, не меньше… Гаара просто облегчил им задачу, а пленника избавил от агонии. Все верно. *** Обратную дорогу они проделывают в тишине – Гаара смотрит в окно, а Дейдара ведет машину, то и дело бросая любопытные взгляды на напарника. В свете закатного солнца его волосы выглядят необычайно ярко, и словно подсвечиваются изнутри, создавая жутковатую иллюзию кровавого нимба. - Ты… раньше часто занимался подобным? – наконец не выдерживает Тсукури, объезжая огромную выбоину на дороге. - Чем именно? - Ну… Отрезал людям головы и руки, - Дейдара косится в зеркало заднего вида на завернутые в полиэтилен «трофеи». - Бывало, - сухо отвечает напарник и закрывает глаза. Тсукури сосредотачивается на дороге. - Ты слишком привык подчиняться, - вдруг говорит Собаку. - Что? - Ты служил в армии, а это все равно, что быть цепным псом: шаг в право, шаг в лево – расстрел. А здесь все иначе, мы можем импровизировать. Ведь на самом-то деле, им все равно, как мы это делаем, главное, чтобы миссия была выполнена в срок. Дейдара барабанит пальцами по рулю, а потом согласно кивает – в словах напарника есть свой резон. - Нам нет нужды прикрываться высокими идеалами демократии и гуманизма, за нами не следят комиссии и телевизионщики. Ты просто можешь быть собой, понимаешь? Расслабься. - И начни получать удовольствие? – ржет Тсукури. - Что-то вроде того, - кривит узкие губы напарник, а потом вдруг смотрит на него так долго и пристально, что Дейдара начинает нервничать и невольно придвигает правую руку поближе к кобуре. – Он умер. - Что? Тсукури пропускает нужный поворот, но, развернувшись поперек шоссе, выезжает на правильную дорогу. - Сасори мертв. Дейдара тормозит так резко, что визг тормозов кажется оглушительным. - Что ты сказал?.. - Когда мы только познакомились, ты спросил, есть ли у меня родственник по имени Сасори. Помнишь? Дейдара заторможено кивает. - Я не ответил тогда… Ты был еще не готов. - К чему не готов? - Сасори был одним из первых членов «Акацуки», одним из лучших в своем деле. Но от случайности не застрахован никто… Когда он нашел меня, то был уже совсем плох. - Что с ним произошло? – не чувствуя губ, спрашивает Дейдара. - Автомобильная авария, - горько усмехается Гаара. – Случаются же глупости… Каждый день рисковать жизнью, но погибнуть из-за чьей-то невнимательности… Тсукури слышит неприкрытую боль в голосе напарника, и стальные цепи, сдавившие грудь, чуть ослабляют хват. - Перед самым… концом он просил меня уничтожить его личные вещи, сказал, что даже после смерти у него найдутся враги. Поначалу я не понял, но когда увидел фотографии… Дейдара знает, что это были за фотографии. Тогда он еще любил фотографироваться… - Я навел справки, узнал, что ты комиссован… - Это из-за тебя я здесь? Гаара сжимает в нитку бледные губы и едва заметно кивает. Дейдара запускает пальцы в волосы и невидящим взглядом смотрит на дорогу. - Думаю, он бы хотел, чтобы он был твоим, - Собаку вытаскивает из нагрудного кармана крупный металлический брелок с одним единственным ключом на кольце. Тсукури бережно трет потускневшую от времени пластину, проходясь подушечками пальцев по замысловатой гравировке. Ключи от Хируко он узнал бы и с закрытыми глазами. Любимое детище Сасори, его «первенец», собранный в гараже сварливой Чие. Даже после смерти он не перестает удивлять… Дейдара улыбается и, стиснув в руке брелок, заводит машину, и до упора выжимает педаль газа, отчего тускло-красная дымка, обволакивающая пустынный пейзаж, смазывается, превращаясь во что-то сюрреалистичное.. Из открытых окон по лицу хлещет горячий даже на скорости ветер, поэтому слез не замечает даже сам Тсукури. Гаара, сидевший до этого неподвижно, словно статуя, щелкает кнопками магнитолы. Песню, которая взрывает тишину салона, он узнает с первых же аккордов. - Символично, - вдруг перекрикивает музыку Гаара. Дейдара улыбается от уха до уха и нацепляет на переносицу солнцезащитные очки. - Living easy, living free! - отчаянно фальшивя, во всю глотку орет он. - Season ticket on a one-way ride, - неожиданно подхватывает напарник. Именно в этот момент Дейдара отчетливо понимает, что вернулся туда, где ему самое место, потому что впервые за долгое-долгое время он ощущает себя своим среди своих. ______________________ *Highway to Hell (с англ. Шоссе в ад) — песня в исполнении австралийской рок-группы AC/DC, заглавный трекодноименного альбома, выпущенного в 1979 году. **Нама́з — в исламе обязательная ежедневная пятикратная молитва, один из пяти столпов ислама. ***Изза́т Ибраги́м ад-Ду́ри — иракский политический деятель, генеральный секретарь иракского регионального руководства Партии арабского социалистического возрождения (Баас), исполняющий обязанности председателя Совета революционного командования Ирака (в подполье). Король треф в Иракской колоде. «Living easy, living free,Season ticket on a one-way ride» (с англ. «Живя просто, живя свободно. Билет в один конец на сезон») - строки из песни «Highway to Hell» Fin.
Название: Техасский холдем* Автор:Maksut Бета: Риления Пейринг: Дейдара/Сасори, Дейдара/Сай, Гаара, Ирука, Итачи, Хидан. Тип: slash Рейтинг: R Жанр: ангст, повседневность, немного романса, чуть-чуть психодела. Дисклеймер: Не принадлежит, не извлекаю. Саммари: Большинство из тех, кто побывал на войне, возвращаются домой и год за годом пытаются забыть ее как страшный сон. Но есть и те, кто не желает забывать, потому что только они были живы, только там был их дом. Предупреждения: Жесткий ООС (!), мир AU – абстрактная современность. Незамутненный пафос, треш-детектед, экспериментальный фик, смерть второстепенного персонажа. Фик написан по мотивам фильма Кэтрин Бигелоу «Повелитель бури». Размещение: только с разрешения автора! От автора: фанфик был написан на Летний фестиваль 2012 и занял II место.
Утро застает его совершенно разбитым, мокрым, как мышь, со влажной простыней, спеленавшей ноги, и одеялом, сброшенным на пол. Попытавшись встать, Дейдара тут же хватается за голову: от затылка и до лба она, словно начинена осколками стекла. Кое-как справившись с собой, он доползает до туалета, где его долго и мучительно тошнит горькой от таблеток желчью. Так его не полоскало со времен колледжа - рвота заполоняет все горло и хлещет даже из ноздрей. Наконец, когда его отпускает, он приваливается к кафельной стене и медитирует на струйку воды, льющуюся из подтекающего крана. Мышцы живота все еще простреливают судорогой напряжения, а в ослабевших конечностях разливается приятная усталость. Через полчаса, более-менее придя в себя, он негнущимися пальцами стягивает пижамные брюки и встает под обжигающе горячие струи воды. Собравшись с силами, Дейдара остервенело трет тело жесткой мочалкой, до тех пор, пока кожа не становится красной и не начинает болеть. От кипятка, хлещущего на него сверху, вдруг становится дурно, перед глазами все темнеет и ноги подгибаются. Кое-как выбравшись из ванной, он изо всех сил вцепляется в чашу раковины. Кап-кап. Гул крови в ушах постепенно стихает, темнота рассеивается. Несколько раз моргнув, чтобы прогнать стаю назойливых черных мошек, Дейдара смотрит в зеркало. За год, проведенный в стенах госпиталя, он похудел почти на пятнадцать килограммов и обзавелся новыми шрамами. Один напротив сердца – длинный, выпуклый, похожий на зашитый рот в прожилках белесых следов от швов, два других – поперек ладоней, которыми он инстинктивно, но так наивно пытался прикрыться. Воспоминания накатывают волна за волной, он тонет в них, захлебываясь. Он должен был умереть там, среди песка, солнца и осколков металла. Там, где было его место. Зачем он здесь? Зачем он вернулся? Дейдара вглядывается в отражение, но видит в своих глазах только пустоту. *** Он уже давно не чувствует себя живым, но слишком хорошо знает, как обмануть смерть – главное, делать вид, что ничего не случилось. Никаких рефлексий и ни минуты свободного времени. Нужно вертеться, словно белка в колесе, потому что стоит только остановиться, хоть на секунду, хоть на мгновение, и все, пустота сожрет и не подавится, лишь выплюнет потом обглоданную многоножку позвоночника. Бег трусцой, походы в магазин, отжимания, ремонт крыши, упражнения на пресс, порно по кабельному, мытье посуды, чистка зубов… Жизнь складывается из тысячи деталей, что, цепляясь одна за другую, образуют рутину повседневности. Комфортную, устоявшуюся, знакомую до последней капли зубной пасты на зеркале. Жизнь… Иногда он выбирается в ближайший паб, заказывает себе пива и цедит его весь вечер, приткнувшись у дальнего конца барной стойки. Он ни с кем не разговаривает, ни с кем не заигрывает, ничего не хочет. Он просто смотрит. Смотрит и не может понять: как? Как они могут так жить? Не зная ни страха смерти, ни облегчения, когда старуха промахивается, и пуля пролетает в миллиметре. Не зная упоения боя, не зная боли утраты. Дейдара смотрит на них и не верит, что они могут принадлежать к одному и тому же виду. Что он, и эти пассивные, не знавшие ни боли, ни крови создания могут быть слеплены из одного теста. Ему одновременно смешно и отвратительно видеть, как женщины хвастают телами и нарядами, а мужчины трясут кошельками и содержимым штанов. В один из таких вечеров он, неожиданно для себя, выпивает чуть больше положенного, а на утро он обнаруживает в своей постели черноволосого паренька с бритым наголо лобком и пухлыми, капризно изогнутыми губами. Несколько минут Тсукури мучительно вспоминает подробности прошлой ночи, а вспомнив, едва может подавить мучительный стон - при знакомстве парнишка точно говорил что-то о школе. Подорвавшись, Дейдара лихорадочно оглядывает комнату и, завидев чужие джинсы, мигом проверяет содержимое карманов: ключи, выключенный телефон, бумажник… Среди вороха кредиток и смятой налички он находит водительские права и выдыхает с облегчением: двадцать два. - Мог бы и напрямую спросить, - раздается негромкий голос за спиной. - Не хотелось будить, - пожимает плечами Дейдара и кидает джинсы их владельцу. – Одевайся. - Не угостишь кофе, прежде чем выставишь за дверь? А то мне на работу, не успею домой заехать. Тсукури скрещивает руки на груди, прикидывая в уме все варианты. - Не вопрос. Только вари сам, у меня вечно ослиная моча, а не кофе. Дейдара вдруг понимает, что не может вспомнить имени, мельком увиденного в чужих правах. - Спасибо, - чуть натянуто улыбается парень и вдруг добавляет. – Я Сай. *** Быстро ополоснувшись, Дейдара спускается вниз и уже на середине лестницы чувствует острый запах кофе. Видеть на своей кухне кого-то другого странно и непривычно. Комната словно бы заполняется чужим запахом, звуками, объемом и становится меньше. Несколько минут они сидят в тишине, мелкими глотками поглощая крепкий сладкий кофе. - Почему ты говорил про школу? Сай с негромким стуком отставляет чашку и смотрит на него в упор. Дейдара замечает, что глаза у него абсолютно черные и какие-то матовые, без блеска. Это настораживает. - Я преподаю в школе. - Ты учитель? – Тсукури едва не давится кофе. - Не совсем, - Сай улыбается, но улыбка его так и не затрагивает холодных глаз. – Я просто веду кружок изобразительных искусств. - Ты спишь с учениками? – наплевав на правила хорошего тона, в лоб спрашивает Дейдара. - Если спал, то стал бы искать общества на одну ночь? – спокойно отвечает Сай. Дейдара хмыкает: что-то подсказывало ему, что этот черноглазый тихоня нагло врет. Или хотя бы привирает. - Мне пора, - Сай встает из-за стола и ополаскивает чашку. Тсукури провожает нового знакомца до входной двери, но тот вдруг останавливается на пороге и говорит: - Надо будет повторить при случае. При слове «повторить» перед мысленным взором воскресают детали вчерашнего вечера, тонущие в мягкой дымке алкогольного тумана: жаркая глубина умелого рта, бледные, округлые ягодицы, тихие всхлипы и пошлые звуки шлепков плоти о плоть… - Ага. Дейдара провожает рассеянным взглядом прямую, как армейский штык-нож, спину до самого конца улицы и вдруг ловит себя на мысли, что ему, в общем-то, все равно. Нет, с чисто технической стороны ночь была хорошая: красивый, ладно сложенный, раскованный и умелый… Да о таком любовнике многие бы только мечтали! Многие, но не он. Он легко впустил этого парнишку к себе в постель, но и отпускал точно так же – спокойно и без малейшего трепета. Наверное, он еще не до конца оправился от ранений… Или просто незаметно для себя повзрослел. Уже собираясь закрывать дверь, Дейдара вдруг замечает отпрыска четы Узумаки, стригущего газон: правая рука подростка перебинтована от кончиков пальцев до самого плеча, а некогда яркие, словно отлитые из золота волосы безжалостно срезаны под ноль. Усмехнувшись и повеселев, Тсукури возвращается в дом. Испорченное было странным утром настроение неудержимо ползет вверх. *** Обострившееся обоняние или паранойя? Дейдара предпочитает не думать об этом: он просто снимает с постели все белье и отправляет в стирку, выставив на барабане девяносто градусов. Не то, чтобы он думал, что школьный учитель чем-то болеет… Но что-то внутри него требовало уничтожить все улики пребывания в доме другого человека. Выкинув остатки кофе и до скрипа отмыв все чашки, он с головой уходит в привычный распорядок дел: пробежка, душ, готовка, уборка… В этом доме куча абсолютно бесполезного хлама вроде подшивок журналов десятилетней давности, коллекции фарфоровых кошечек или книг на французском языке…Старый дом когда-то принадлежал его тетке, которая приютила его после смерти родителей, а с тех пор, как пару лет назад ее свалил сердечный приступ, он стал единственным его владельцем. Сегодня он решает разобрать чердак и, вооружившись ведром, тряпкой и парой резиновых перчаток, поднимается по шаткой лестнице наверх. Здесь пыльно и темно, а на то, чтобы нащупать кнопку выключателя уходит почти десять минут. Наконец, когда помещение освещается скудным светом сороковаттной лампочки, Дейдара успевает измазаться в пыли по уши. Первым делом он выдвигает ящики старого, расписанного облупившимися лаковыми розочками комода с вычурными коваными ручками, но натолкнувшись в первом же ящике на безразмерное ретро-белье, решает оставить старческий гардероб напоследок и заняться коробками, небрежно сваленными у стены. В первой же из них он обнаруживает стопку смутно знакомых комиксов о Капитане Америке, и только пролистав примерно дюжину выпусков, понимает, что это не чьи-то, а его собственные комиксы пятнадцатилетней давности. Вспотевшими руками вытащив из коробки все содержимое, он почти полтора часа перечитывает уже ставшие винтажными комиксы, то и дело натыкаясь на собственные пометки фломастерами и карандашом. Ностальгия, неожиданно захлестнувшая его с головой, похожа на сладковатый, опьяняющий наркотический дурман. Кстати, о наркотиках… Пулей метнувшись вниз, он находит в кухонном шкафчике «конфискованную» у мелкого Узумаки травку. Мысленно поблагодарив покойную тетку за то, что та так и не установила в доме противопожарную сигнализацию, потому что все деньги спускала на лотерейные билеты, он наскоро скручивает самокрутку и с наслаждением раскуривает ее. Дым… Дым… Дым… Капитан Америка в обтягивающем трико - гора мышц, щедро смазанных радикальным патриотизмом. Дейдара облизывает разом пересохшие губы и ухмыляется: он ведь был гомиком еще до того, как впервые понял, что хочет целоваться вовсе не со стервозными девчонками из группы поддержки… Неожиданная догадка пронзает его не хуже электрического разряда, и он отбрасывает несчастный комикс в сторону. Остальные коробки плотно перемотаны скотчем – ему приходится использовать зубы, чтобы перекусить его, и от пыли, забившейся в нос, он несколько раз оглушительно чихает. - Прямо бинго, - выдыхает Дейдара, глядя на тускло блеснувший золотом в скудном свете лампы кубок и стопку грамот. Почти все из них по химии… Как же он любил этот предмет! Но любил отнюдь не за скучную теорию, но за веселую практику, позволившую ему разнести на куски школьный фонтан. Когда его взгляд падает на бордовый корешок, сердце вдруг екает и замирает на секунду – это школьный альбом. Похолодевшими пальцами он достает его из коробки и, сдув пыль, открывает на титульной странице: эмблема школы, скучные пожелания… Он листает его без спешки, хотя вся его сущность требует открыть ту самую, единственно важную страницу. Наконец, когда на него смотрят знакомые темные глаза, он не выдерживает и с хлопком закрывает альбом. Нет. Невозможно. Сколько лет прошло, а болит так, как будто бы это случилось вчера! Фото совсем не такое, как у всех остальных одноклассников – маленькое, плохого качества, чуть зернистое… Сасори не фотографировался с остальными, ведь его даже не было в выпускном классе, эту фотографию Тсукури вклеил многим позже. Дейдара вновь раскрывает альбом на заветной странице, и пальцы помимо воли оглаживают глянец фотокарточки. Сасори… Рыжие, в красную медь волосы, глянцевыми кольцами обрамляющие бледное лицо, спокойный, ясный взгляд, легкая, чуть мечтательная полуулыбка… Даже в старших классах, когда все подростки, следуя зову гормонов, вымахали в кабанов и покрылись прыщами, Сасори все еще был похож на восхитительно правдоподобную фарфоровую куклу викторианской эпохи. Дейдара до сих пор помнит, как дразнили его за это мальчишки и как вздыхали по его густым, темным ресницам девчонки. Как вздыхал он сам. Как задыхался. Как стонал. Такое не забывается. Сасори не забывается. Со всеми этими его вычурными аристократическими замашками, разговорами об искусстве и вечности, страстью к механизмам… Они были мальчишками – запутавшимися, оторванными от мира, отвергаемыми даже другими подростками. Как же давно это было! Дейдара обхватывает себя руками и утыкается головой в колени. Навивные дурачки, они думали, что будут вместе несмотря ни на что… Какими же трогательными и глупыми они были. Родители Сасори сорвались из города в начале выпускного класса: никому ничего не сказав, уехав, словно воры, под покровом ночи, они забрали сына с собой, а заодно, бездумно и жестоко прихватили с собой и его, Дейдары, сердце и покой. Сасори звонил ему редко – пару раз намекал, что звонки отслеживаются, что родители против, что они теперь живут под чужими именами… Тсукури рвался вслед за ним, требовал, чтобы Акасуна назвал свой новый адрес, обещал приехать, но Сасори молчал, как партизан на допросе – просил подождать и твердил, как заведенный, что любит… Любит… Любит. Дейдаре тогда было семнадцать – горячая кровь, пустая голова и шило в заднице размером с Крайслер-билдинг, он рвал и метал, не находя себе места, а потому и творил глупость за глупостью, доводя несчастную тетку до белого каления. А потом… Потом случился выпускной, на котором он от скуки и веселья ради взорвал фонтан в холле и загремел в тюрьму на месяц. Месяц, за который изменилось все. Но он, дурак, понял это, лишь вернувшись в теткин дом и прочтя письмо без обратного адреса, отложенное до его прибытия заботливой родственницей. Сасори записался в добровольцы и отправился на войну. Прочтя письмо в первый раз, Дейдара думал, что из-за скудности тюремного рациона у него начались галлюцинации. Его Сасори. Его восхитительный, хрупкий, сотканный из шелка волос и бархата кожи Сасори отправился на войну? Туда, где грязь, кровь, сорокоградусная жара и арабы с автоматами наперевес? Первым же делом он разыскал Чие – бабку Сасори – и потребовал объяснений. Но старуха знала не больше его – ушел добровольно, уехал к черту на кулички, где людей берут в заложники чаще, чем чистят зубы. Сказать, что он искал Сасори – не сказать ничего. Неделя за неделей, месяц за месяцем он обивал пороги и стучался в закрытые двери, но все тщетно. Порою, он сам себе напоминал рыбу, бьющуюся о лед, что извивается, борясь из последних сил, но так никогда и не приблизится к цели. Все они что-то скрывали. Скрывали что-то важное и, насколько он мог понять, – чертовски грязное. Ведь не мог же мальчик из хорошей семьи взять и раствориться? Исчезнуть, не оставив и следа? Дейдара всю голову сломал, силясь понять, что же такое мог сделать его помешанный на старых байках и компьютерах Сасори, что на его личном деле стоит гриф «секретно». Но все это были лишь домыслы, ведь на самом деле он не приблизился к разгадке ни на шаг: просто в пустую убивал время, нянчась то с одной гипотезой, то с другой… Он так и не стал поступать в колледж, ведь, несмотря на успехи в отдельных предметах, учеба мало интересовала его: он был слишком далек от сухого мира академических знаний и амбиций, ради которых рвали жопы его сверстники. Ему едва исполнилось восемнадцать, когда он уехал из родного города – переехал в городок, откуда Сасори звонил ему в последний раз. Что он там искал? Зацепки? Улики? Он был словно одержим, день за днем перечисляя в уме все, что помнил, сопоставляя и обрабатывая… Ему все же удалось найти школу, в которой учился Сасори. Она была совсем обычной, государственной и средней паршивости. Возможно, именно поэтому ему удалось влезть в школьный архив, выставив окно, и выкрасть папку с личным делом. Хотя едва ли это помогло ему продвинуться в «расследовании». Успеваемость, информация о платежах, скупая, в пару строк, характеристика от школьного психолога и фото. Именно эту карточку Дейдара позже вклеил в школьный альбом. Нет, он не был сентиментален, но ему отчего-то казалось, что так должно быть, что так правильно… Чтобы свести концы с концами и платить за крошечную комнату, Дейдаре пришлось найти работу, но ни на одной из них он не задерживался дольше пары месяцев. Кем он только не был: официантом, мойщиком машин, барменом, распространителем листовок, продавцом в книжном магазине. Последняя работа, кстати, неожиданно понравилась ему, и он даже прикипел к ней. В школе Тсукури любил лишь два предмета - химию и литературу, а устроившись на работу сюда, он мог часами напролет зависать между стеллажами, читая приглянувшиеся книжки. Но, как и все хорошее в его жизни, этот период был относительно быстротечен, отсутствие вестей от Сасори медленно, но верно сводило его с ума. Он был похож на маньяка или сталкера: все стены его темной коморки были увешаны их с Сасори фотографиями, распечатками писем, картами, на которых он пытался составить план перемещений друга по стране… Но все это не давало абсолютно ничего, кроме глухой злобы на собственное бессилие, которое он предпочитал топить в выпивке и травке. Вечер, когда все изменилось, он помнит поразительно точно, хотя и был изрядно пьян. Он помнит бар, в котором квасил с конца своей смены в книжном, помнит плечистых ребят в кожаных куртках, помнит злость, обуявшую его с первых же секунд драки и не отпускавшую до победного конца. Он и прежде дрался - к ним с Сасори частенько цеплялись типы вроде Хидана, но еще никогда в жизни он не бился так. Так отчаянно, так бешено, так, как будто бы от этой пьяной барной драки зависела вся его жизнь. В каждый свой удар он вкладывал всю злобу и ненависть, что скопились в нем на протяжении почти двух лет бесплодных поисков, он бил не жалея себя и не щадя других. И нет, ему не хотелось победы – он просто упивался болью и запахом крови. Но он победил. Двоих из «байкеров» отправили в реанимацию сразу же, а третий, оказавшийся несовершеннолетним сукиным сыном с богатыми родителями, натравил на него целую свору адвокатов. Тут-то ему и предложили выбор: тюрьма или… служба в армии. В этот момент в его голове что-то щелкнуло – клац! и все кусочки сложились воедино. И как же он раньше не додумывался? Сидел, жевал сопли, слонялся, как неприкаянный… Слабак. Бумаги он подмахнул не глядя, а следующие несколько лет жизни слились для него в причудливый калейдоскоп из плацдарма, чистки сортиров, песка и крови. В учебном лагере ему не нравилось от слова совсем – садисты-инструкторы, бесконечные наряды за малейший проступок, дурацкие марш-броски… Но он терпел, сцепив зубы, положив с прибором на собственную гордость, но терпел, не пикнув, за что и был вознагражден. Будущих саперов готовили тщательно: натаскивали, будто собак, до выработки безусловного рефлекса, до звонкой пустоты в голове, до механической, словно у конвейерных роботов, четкости в каждом движении. И это было восхитительно. Многие боялись отправки на фронт – молились, беззвучно, лежа на койках перед сном, слали домой душещипательные письма, звонили подружкам… Многие. Но только не он. Дейдара ждал часа «икс» со странной, предвкушающей радостью, с какой, обычно, дети ждут Рождества или дня рождения. Он спал и видел, как надсадной гул вертолетных лопастей увезет их прочь, туда, где на километры вокруг простирается рыжая, словно умытая кровью, пустыня. Ему некому было писать и некому звонить: он не хотел возвращаться назад, в пустоту серых будней, в старый дом тетки или жалкую клетушку, в которой прожил последние несколько лет. О, нет, ему просто некуда было возвращаться – только вперед. И странное дело – только там, где днем температура доходит до пятидесяти, а ночью опускается значительно ниже нуля, где льется кровь, гремят взрывы, а с ажурных минаретов по пять раз на дню тоскливой птицей призывает к молитве муэдзин, он чувствовал себя свободным и спокойным, словно вернувшимся домой после долгого, тягостного странствия. Со временем причины, по которым он отправился на фронт, становились все призрачнее и призрачнее, а образ Сасори, некогда живой, словно выжженный каленым железом на изнанке век, вылинял и потерял в красках. Что это было? Настоящая любовь или же простая детская влюбленность, что из-за тягот разлуки зацементировала его сердце, не оставив в нем места ни для кого, кроме призрака рыжего мальчишки? Раньше ему казалось, что найдя Сасори, он обретет покой. Но так ли ему был нужен этот покой? И заснет ли обратно потревоженная единожды жажда? Он не знал ответов на эти вопросы. Но кое-что все же знал доподлинно. Эта работа, эта странная, щекочущая нервы, заставляющая балансировать на самом краю, работа на самом деле была и не работой вовсе. Облачение в тяжелый костюм и давящие вибрацию ботинки, шипение рации возле уха, ощущение прохладных, гибких проводов между пальцами… Те минуты, когда он смотрел на мир сквозь непробиваемое, поликарбонатное забрало шлема, были самыми счастливыми и самыми спокойными в его жизни. Кевлар и баллистический нейлон надежно укрывали его не только от взрывов, но и от собственных беспокойных мыслей. Они были подобны панцирю, спрятавшись за который, Дейдара, наконец, мог прекратить быть собой – тем слабым, сжираемым сожалениями и противоречиями мальчишкой, и стать кем-то другим. Тем, кем всегда хотел быть. *** Иногда он словно бы зависает: застывает посреди действия и проваливается в бездну памяти, листая годы, словно календарь. Но воспоминания его то и дело перемежаются смутными образами, странными, фантосмагоричными сценами, и ему не сразу, но удается понять, что фантазия играет с ним злую шутку – пытается заставить поверить в то, чего нет. Плоды воображения и плоды земли очень похожи – и там и там зерно должно упасть в плодородную почву, чтобы прорости. В его, Дейдары, случае, зерно сомнения упало в чистый чернозем – беспокойство, противоречия, отчаяние… Страх растет быстро, беззастенчиво сжирая все, что попадается на его пути. Порою с ним случаются беспокойные ночи, когда он не может заснуть до самого рассвета. Провал в памяти и провал в жизни. Иногда он начинает всерьез задумываться над тем, чтобы сознаться во всем Умино: покаяться, словно грешник на смертном одре, и добровольно заключить себя в ласковые объятия санитаров. Но лишь иногда – он слишком хорошо знает себя и всю подноготную этого мира. К тому же, его все еще не оставляет та странная, иррациональная надежда, что проклюнулась в нем после звонка Зецу. Дейдара терпеть не мог этого скользкого типа, но не мог не знать, что тот никогда и ничего не делает просто так, безо всякого умысла. Уж кто-кто, а он-то точно звонил не для того, чтобы справиться о его самочувствии… Все последние дни Тсукури ломал голову над тем, что же нужно Зецу от него, но так и не смог додуматься ни до чего, кроме смутных, высосанных из пальца догадок. Впрочем, блуждать в тумане неведения ему оставалось недолго. *** - Дейдара Тсукури? Дейдара продирает глаза и бросает взгляд на тускло светящийся в темноте циферблат часов. Видимо, звонить посреди ночи вошло у этого мудака в привычку. - Зецу. - Рад снова слышать тебя. Жаль, что в прошлый раз нам пришлось так быстро попрощаться, но сам понимаешь... - Ближе к делу, - говорит Дейлара, садясь в кровати, и чуть откашливается. Он старается, чтобы голос звучал как можно бесстрастнее, хотя внутренне сгорает от любопытства и острого томления, почти предвкушения… - Ближе так ближе, - покорно соглашается собеседник. – Как тебе идея вернуться в строй? - Не верю, что даже у тебя это получится, - фыркает Тсукури, силясь скрыть разочарование. - А кто говорил про старую работу? – смеется Зецу. – Я могу предложить тебе кое-что другое. - И что же? - Не по телефону. Дейдара облизывает разом пересохшие губы и перехватывает мобильник поудобнее вспотевшей от волнения ладонью. - Куда подъехать? - Зачем ехать? У нас доставка на дом. В этот момент Тсукури слышит странный шум, доносящийся с первого этажа, и вскакивает с кровати. - Эй, Зецу?! Но в трубке, как и в прошлый раз, слышатся только короткие гудки. - Вот дерьмо, - раздраженно бормочет Дейдара и нащупывает пальцами прохладную рукоять пистолета, спрятанного в зазоре между матрасом и спинкой кровати. Сориентировавшись на тихие звуки, он осторожно спускается по лестнице, минуя скрипучие ступеньки и, спрятавшись за косяком, аккуратно заглядывает в кухню. - Доброй ночи. Дейдара озадаченно моргает, пристально разглядывая человека, сидящего за столом и пьющего чай из его любимой кружки. Очень невозмутимого человека со спокойным, холодным взглядом опытного убийцы. - Ты вломился в мой дом, это частная собственность, - прощупывает почву Тсукури, проходя вглубь помещения и нацеливая пистолет на незнакомца. - Зецу предупреждал, что с тобой могут возникнуть сложности, - говорит собеседник и с тихим стуком ставит чашку на стол. Дейдара чувствует, как начинают затекать мышцы: это только в кино герои могут держать пистолет в вытянутых руках часами, в реальности же, сколь бы тренированным ни было тело, конечности устают гораздо быстрее. Да еще и это древний пистолет – он нашел его у тетки в гараже и все никак не мог привыкнуть к неудобной ручке и большому весу. - Присаживайся, нам нужно поговорить. Тсукури хмурится, ему до зубного скрежета не нравится это вымораживающее спокойствие и то, как ясно ему дают понять, кто здесь хозяин положения. Дейдара с громким скрипом выдвигает стул и садится на него, демонстративно кладя перед собой пистолет. - Я слушаю. Но незнакомец не торопится: потягивает чай, жует печенье, выуженное из вазочки, и ведет себя так, словно сидит за столиком кафе в праздный день. Дейдара нервно сцепляет пальцы в замок и буравит его тяжелым взглядом. - Благодарю за чай. А теперь к делу, - с этими словами он тянется ко внутреннему карману пиджака. Тсукури реагирует быстрее, чем успевает сообразить: в тишине отчетливо слышен щелчок предохранителя. - Спокойнее. Не стоит нервировать моего напарника. Дейдара прослеживает его взгляд и в желтом свете фонарей видит, что аккурат напротив дома припаркована машина. Окно со стороны водительского места опущено, и даже с такого расстояния он может заметить алую точку тлеющей сигареты. Тсукури опускает руки, но оружия из пальцев так и не выпускает. - Ты знаешь, что это? На стол ложится колода карт. - Знаю. - А название «Акацуки» тебе о чем-нибудь говорит? - А должно? - Взгляни на пять верхних карт. Тсукури дулом пистолета ворошит стопку, а потом с недоверием смотрит на собеседника. - Ты серьезно? - Серьезнее некуда. Нам нужны те, кто разбирается в этом. Дейдара фыркает. - Почему ты так уверен, что я соглашусь? - Это очевидно: ты нужен нам, а мы тебе. - Что ты несешь?! – он не может сдержать прорывающееся наружу тихое бешенство. - Ты уже сдался? Так и останешься до конца своих дней здесь, в доме, пропахшем нафталином и кошками? Будешь перебирать воспоминания, зализывать раны и кровоточащую гордость? Дейдара невольно оглядывается: пасторальный пейзаж в вычурной рамке на стене, пошедшие буграми обои в цветочек, скатерть в оборках и сигаретных ожогах… Он ненавидит человека напротив за то, что тот буквально двумя словами вскрыл то, от чего Тсукури бежал все последнее время. Но себя он ненавидит больше. За то, что сбегал. За то, что пытался закрыть глаза. И за то, что у него это так и не получилось. - Ты ведь и сам знаешь, что никогда не сможешь стать здесь своим, все бесполезно. Злость уходит так же неожиданно, как и пришла – откатывается назад, словно волна, разбившаяся о скалу, оставляя после себя лишь странное опустошение. Он берет в свободную руку карты, их глянцевая гладкость будит в памяти целую бурю тщательно забиваемых воспоминаний. Когда-то давно, когда их взводу только выдали Колоду Смерти, они до дыр засматривали карты с крошечными фотографиями, в тайне мечтая схватить кого-нибудь из младших мастей… - Думаешь, этот кусок вам по зубам? Харя у вас не треснет собирать роял флеш**? Впервые за весь вечер на лице собеседника мелькает что-то, отдаленно похожее на эмоции. - Это жизнь, а не партия в техасский холдем. К тому же ты недооцениваешь уровень нашей… Компетентности, - говорит он и разжимает кулак. На стол, один за другим с громким металлическим стуком падают патроны. Дейдаре требуется совсем немного времени, чтобы сообразить откуда они. В два движения он выщелкивает из пистолета обойму, а потом в легкой растерянности смотрит на человека по ту сторону стола. - Девять. Полный магазин. Тсукури требуется все его самообладание, чтобы не запустить бесполезным теперь оружием в это раздражающе спокойное лицо. Но он держит себя в руках. Ему даже не нужно говорить «да», потому что этот парень все понимает без слов: выкладывает на стол авиабилет и, поднявшись на ноги, идет к выходу. - И да, не бери это ископаемое, проблем со снаряжением у тебя не будет. Дейдара бросает злой взгляд на прямую спину. - Кстати, меня зовут Учиха Итачи. - Да хоть Рокко Сиффреди***. Когда полосы фар, мазнув желтыми языками кусты перед домом, скрываются за поворотом, тугая пружина злости, на протяжении всего разговора сжимавшаяся все туже и туже, оглушительно выстреливает. Едва не рыча от злости, Дейдара опрокидывает стол и со всего размаху запускает пистолетом в стеклянную дверцу посудного шкафа. Звон осколков почти оглушает, но это, как ни странно, приносит удовлетворение. Содрав, наконец, дурацкий пейзаж со стены, он разламывает пластиковую рамку на дюжину кусков и, выудив из-под горы образовавшегося мусора авиабилет в пластиковом кожухе, идет наверх. Посадка на рейс начнется через пару часов, но едва ли ему нужно так много времени: он возьмет с собой лишь документы, сменную одежду, да зубную щетку. Ведь он возвращается домой, чтобы забыть последний год как страшный сон. ____________________________ *Dirty Deeds Done Dirt Cheap (с англ. Грязные дела сделаю задарма) - песня австралийской хард-рок группы AC/DC, записанная в 1976 году. **Роял Флеш (англ. Royal Flush) - частный случай стрит-флеша, состоящий из карт от туза до десятки одной масти, которые часто называют "карты Бродвея" или "Бродвей". ***Рокко Сиффреди — итальянский порноактёр, продюсер, сценарист, режиссёр и писатель.
Название: Техасский холдем* Автор:Maksut Бета: Риления Пейринг: Дейдара/Сасори, Дейдара/Сай, Гаара, Ирука, Итачи, Хидан. Тип: slash Рейтинг: R Жанр: ангст, повседневность, немного романса, чуть-чуть психодела. Дисклеймер: Не принадлежит, не извлекаю. Саммари: Большинство из тех, кто побывал на войне, возвращаются домой и год за годом пытаются забыть ее как страшный сон. Но есть и те, кто не желает забывать, потому что только они были живы, только там был их дом. Предупреждения: Жесткий ООС (!), мир AU – абстрактная современность. Незамутненный пафос, треш-детектед, экспериментальный фик, смерть второстепенного персонажа. Фик написан по мотивам фильма Кэтрин Бигелоу «Повелитель бури». Размещение: только с разрешения автора! От автора: фанфик был написан на Летний фестиваль 2012 и занял II место.
Немного матчасти: *Теха́сский хо́лдем (англ. Texas hold 'em)— самая популярная на сегодня разновидность покера, игра с двумя карманными и пятью общими картами, используемыми всеми игроками при составлении комбинаций. Иракская колода (Most Wanted или Колода смерти) — известная комбинация игральных карт, выполненная в виде портретов самых разыскиваемых оккупационной администрацией США иракцев. Использовалась в течение Иракской войны для поиска свергнутых иракских лидеров.
С войны порой не возвращаются и в переносном смысле. Я знаю множество таких людей. Али Апшерони
Дейдара просыпается среди ночи от жуткого грохота и, в мгновение ока скатившись на пол, преодолевает полметра, по-пластунски забиваясь под кровать. «Минометный обстрел!» - настойчивым рефреном стучит в голове, отдаваясь в висках оглушительным гулом крови. Непроглядная темнота режет широко распахнутые глаза, зато слух обострился до предела, и в голове, с судорожной поспешностью, одна за другой мелькают мысли. Он прикидывает толщину стен казармы, траекторию полета мин, вспоминает, не забыл ли закрыть окна листами фанеры… Когда с улицы доносится вой полицейских серен, он вздрагивает и едва не стукается головой о кровать. Полиция? Откуда здесь полиция?.. Мокрая футболка липнет к спине, а грудь режет потревоженный шрам. Шрам?.. Одеревеневшими пальцами Дейдара лезет под футболку и нащупывает толстый жгут совсем еще свежего шрама. Несколько раз ковырнув его ногтями и вздрогнув от острой боли, он убеждается, что это не сон и не галлюцинация. Тогда что?.. Мобильник, оставленный на тумбочке, вдруг оживает, и тишина взрывается первыми аккордами «T.N.T.»**. Черт!.. Ему хочется побиться головой о пол, но Дейдара слишком вымотан вспышкой активности. Кряхтя, словно старик, он выползает из-под кровати и со второй попытки встает на ноги. - Да! - Дейдара Тсукури? Этот низкий, надтреснутый голос он узнал бы и в полуобмороке. - Зецу? Какого черта? – он бросает взгляд на часы. – Полшестого утра, ты что, совсем рехнулся?! - Это у тебя полчетвертого, - насмешливо шелестит в трубке. – У меня самый разгар рабочего дня… – Чего надо?- жестко обрывает его Дейдара, садясь на кровать и растирая все еще саднящую грудь. - Как самочувствие? Как здоровье? На секунду Тсукури замирает, а потом бесстрастно говорит: - Ты и сам прекрасно знаешь, комиссован по ранению. - Знаю, но спрашиваю о самочувствии. Ты уже вернулся к тренировкам? И как голова? - Не твое дело, - огрызается Дейадара, и только потом в его голову закрадывается подозрение. – А тебе-то что? В трубке раздается тихий смешок: - Вижу, присутствие духа уже вернулось к тебе. Ладно, у меня дела, я позвоню позже. Дейдара еще некоторое время сидит неподвижно, слушая гудки. - Сука, - коротко выдыхает он, сжимая телефон в руке. Странный ночной звонок вызывает в душе Тсукури целую буру противоречивых эмоций: от острой неприязни к чертовому Зецу, до тщательно забиваемой надежды, что противным, тянущим ощущением отзывается где-то внутри. Поднявшись с постели и чуть прихрамывая, он подходит к окну и раздвигает плотные шторы: некогда образцовый газон у дома напротив вытоптан десятком ног, а в самом центре все еще воткнут десяток остовов от фейерверков. - Фейерверки, - словно пробуя это слово на вкус, говорит Дейдара. – Просто фейерверки… Коснувшись груди, он чувствует жесткую корку засохшей крови, что стянула ткань футболки. Определенно, приспособиться к жизни на гражданке сложнее, чем он думал. *** Приняв душ и переодевшись, он спускается вниз и с полминуты медитирует на содержимое холодильника: почерневшая от гнили и уже опушившаяся плесневым налетом луковица, полупустая банка маринованных огурцов и четыре бутылки темного пива. Рассудив, что напиваться ни свет, ни заря не слишком удачная идея, Дейдара решает съездить за продуктами. Пересчитав наличность и почти четверть часа убив на поиск ключей, он, наконец-то, идет в гараж, где его дожидается старушка «Тайота» грязно-серого цвета. Цвета мокрого асфальта, поправляет он себя, вставляя ключи в гнездо зажигания. - Давай, - шепчет он, смахивая налет пыли со спидометра. – Давай, родная. И машина «дает» - чихнув пару раз, заводится и радует слух ровным урчанием мотора. Тсукури облегченно вздыхает и аккуратно, стараясь не задеть выводок облупившихся от солнца и дождя садовых гномов, выезжает из гаража. Вопреки всем ожиданиям, на дорогах много машин, а у школы и подъезда к мосту и вовсе образовываются пробки. Несколько минут он ломает голову над тем, что же понадобилось всем этим людям в такую рань, а потом, вспомнив, едва не хлопает себя по лбу: утренний час-пик, они все едут на работу! К стоянке супермаркета он подъезжает в странном настроении и едва не забывает запереть машину. Бродя между полками, Дейдара размышляет о причинах такой рассеянности и в итоге делит пальму первенства между двумя предположениями. Контузия или таблетки? Металлическая тележка катится перед ним с мягким шорохом, он роняет в нее все, что приглянется, хаотично перемещаясь по просторным залам. Контузия или таблетки? Кукурузные хлопья, пара рулонов туалетной бумаги, шампунь, брикет замороженных овощей… Контузия или?.. Дейдара выныривает из своих мыслей только тогда, когда девушка на кассе хмыкает, давя смешок. Еще бы, он сгрузил в тележку десяток огромных упаковок женских прокладок. Что поделать, сочетание красного и черного привлекали его на подсознательном уровне. - Это не надо, - говорит он без улыбки, кивая на средства дамской гигиены. Девушка-кассирша лукаво прищуривается на него из-под рыжего козырька кепки с логотипом супермаркета. - Точно? – спрашивает она высоким, мелодичным голосом. – А то у нас акция на товары этой фирмы. - Точно. Так все же контузия или таблетки? *** Поужинав и прибравшись на кухне, он спускается в подвал: толстые стены, стальной люк толщиной с две ладони и аварийный электрогенератор. Предыдущие жильцы этого дома явно боялись бомбежки и русских. Тишина и спокойствие – то, что нужно каждому человеку. Ведь нужно же? Дейдара вытаскивает из груды хлама проржавевшую раскладушку и, едва не оглохнув от отвратительного крипа, раскладывает ее и ложится сверху. Тишина и спокойствие… И никаких чертовых минометных обстрелов. Последняя мысль приносит облегчение, и напряжение, преследовавшее его весь день, вдруг отпускает. Ночной недосып дает о себе знать: Дейдара закрывает глаза и не замечает, как проваливается в сон. *** У Умино Ируки смуглая, ровная кожа, блестящие, густые волосы и неяркий румянец на чуть округлом лице. Его карие глаза светятся умом и сочувствием, а в голосе сквозит неприкрытое желание облагодетельствовать всех страждущих. Дейдара отворачивается от собеседника и душит в себе острое желание сломать чертовому докторишке пару ребер. - Как вы себя чувствуете? – участливо спрашивает Умино, чуть наклоняясь вперед. - Паршиво, - честно отвечает Тсукури, щелкая пальцами. Большой, указательный, средний, безымянный и мизинец… Фаланги все еще покрыты мозолями, а ладонь не разгибается полностью из-за пересекающего ее по диагонали огромного рубца. - Вас мучают воспоминания? - Нет. Меня мучают чертовы подростки с петардами. Умино вскидывает темные, четко очерченные брови. - Можно поподробнее? Дейдара закрывает глаза и откидывается в кожаном кресле. Он рассказывает все подробно и без утайки. Нет смысла скрывать, но нет смысла и надеяться на чудо. Он не помнит, когда перестал верить в Санту, и сколько ему тогда было. Детство… Такое далекое, словно подернутое дымкой. Мираж… Это просто мираж. Когда он заканчивает рассказ, доктор смотрит на него своими блестящими глазами и говорит: - Вы не отпускаете войну. Вы привезли ее с собой, она все еще с вами. Почему вы так упорно цепляетесь за это? - Это я ее не отпускаю, док? Как бы не так… – Дейдара делает паузу и, будь он в другом месте и в другое время, то она наверняка показалось бы драматичной. - Это она не отпускает меня. Понимаете? Умино Ирука, за спиной которого висит десяток дипломов в аккуратных рамочках красного дерева, кивает. Тсукури закрывает глаза, чтобы не видеть контраста белоснежного воротничка и смуглой шеи, книг, выстроенных по росту, каллиграфического почерка на раскрытых листах ежедневника… Жажда крови наполняет все тело сладкой истомой, пульсирующим нетерпением, которое, обычно, возникает за пару секунд до оргазма. Дейдара до хруста в суставах сжимает подлокотник кресла. Сколько бы он дал своему желанию сомкнуть пальцы вокруг смуглой гладкой шеи? Восемь. Или девять. Но что случиться, когда мыльный пузырь адекватности лопнет? Мир по ту сторону век начинает дрожать и плавиться, словно подернутый густым маревом призрак оазиса посреди пустыни. Все кажется чересчур реальным: запах бензина и машинного масла, жар полуденного солнца, ощущение раскаленного песка на коже… Что он забыл здесь? Его сердце навсегда погребено под барханами и развалинами жалких лачуг. Его сердце взорвано, рассеяно на тысячу частиц и развеяно над чужой страной под незнакомым, слишком синим небом. Что его ждет здесь? Дожди, разваливающийся дом, старая машина и тоска по адскому пеклу безжалостного солнца. Ведь он чужой, здесь, в этом мире корпоративной этики, скидочных купонов и рождественских распродаж. Но он не там. И это меняет все. Мираж исчезает, сворачивается, съеживается, идет сетью складок и трещин, за которыми проступают очертания реальности. Письменный стол, молодой мужчина, пытающийся сделать свою работу, собственные руки обезображенные шрамами… Бесконечный поток слишком правильных, а оттого абсолютно нежизнеспособных речей доктора проходит мимо – сливается с фоновым шумом, словно гул далекой автострады или звук соседского телевизора. Когда заканчивается отведенный им час, Умино выписывает ему новые рецепты. - Это поможет вам заснуть, - говорит он, протягивая Дейдаре рецепты. – А это снимет тревожность. Он медлит, прежде, чем взять бумажки, его до сих пор не отпускает яркость фантазии. Мог ли несчастный докторишка со смешным хвостиком на макушке знать, как близко он подошел к своей смерти? Да и стоит ли ему знать об этом? Дейдара откашливается и все же берет рецепты. «Снимет тревожность»? Ну-ну… Попрощавшись с доктором, Тсукури выходит из кабинета и нос к носу сталкивается в дверях с рослым мужчиной в медицинской маске. Он проходит мимо, вглубь комнаты, а Дейдара так и не успевает понять, что же насторожило его в лице незнакомца. - О, Какаши-сан! Проходите, рад вас видеть, - доносится до него голос Умино, впервые на памяти Тсукури лишенный ноток «матери Терезы». Выйдя в коридор, он некоторое время стоит неподвижно, расфокусированным взглядом вперившись в стенд с объявлениями. Не отпускает. Его просто не отпускает, вот и все. У выхода из больницы его вдруг настигает громкий оклик. - Тсукури! Дейдара вздрагивает и резко оборачивается, готовый в любую секунду дать отпор. Правая рука рефлекторно тянется к оружию, но наткнувшись на пустоту, бессильно повисает вдоль правого бока. Он не там. Он здесь. - Тсукури, ты что ли?! Навстречу ему идет худой, седовласый мужчина в потрепанной кожаной куртке с бутылкой дешевого пива наперевес. Когда между ними остается не больше пары метров, Дейдара, наконец, узнает его – в жизни Тсукури было не так уж много альбиносов. - Хидан. - Так это ты! Не, ну точно ты! – радостно восклицает мужчина и отхлебывает из горла. – Я тебя это… того, по волосам только узнал. Иду, думаю, ты не ты… Дейдара касается заметно отросших за те тринадцать месяцев, что он на гражданке, волос и старается не морщится от кислого запаха перегара, ударившего в нос. - Как жизнь, старик? Сто лет, сто зим, будь они неладны! Дейдара пожимает плечами. - Нормально. - А у меня тоже все ништяк, - говорит Хидан и, в один глоток допив пиво, отправляет бутылку в мусорный бак в полудюжине метров от них. Бутылка предсказуемо пролетает мимо и с грустным звоном разбивается на сотню осколков, большая часть которых склеена этикеткой и не разлетается. - Заметно, - усмехается Дейдара, за что сразу же получает злобный взгляд красных, оттененных сосудистой сеткой зрачков. - А сам-то, - шипит Хидан, кивая на рецепты, зажатые в чужой руке. – Думаешь, я не знаю, что это за бумажки? Да ты всегда был психом, Тсукури! Сколько тебя помню, вечно в кабинете химии ошивался вместе со своей рыжей подстилкой. «Рыжей подстилкой»? Дейдара прикладывает все усилия, чтобы не измениться в лице: упоминания о Сасори режут по живому, даже спустя столько времени… - Вот-вот, - смеется Хидан, скаля на удивление крепкие белые зубы. – Я всегда знал, что этот придурок плохо кончит: думаешь, никто не заметил, как он подорвался из города? Наверняка сраный педик нашел неприятностей на свою грязную дырку… Девять с половиной? Или все же десять? За те годы, что они не виделись с выпускного, расклад сил изменился в другую сторону: теперь Тсукури выше и крепче. Но что самое главное – опытнее. Дейдара чуть меняет положение ног, перенося центр тяжести, а потом бьет коротко и точно, прямо в челюсть. Раздавшийся хруст, кажется, слышат даже на другом конце стоянки. Хидан падает неуклюже – валится на асфальт словно мешок с дерьмом и неловко выставляет вперед руки. Тсукури мстительно отмечает, что опыта в драках у ублюдка меньше, чем понтов, и добавляет сверху пару смачных пинков, целя в почки. Когда Хидан, стремясь защититься, переворачивается, удар ботинка приходиться аккурат по центру солнечного сплетения и альбиноса рвет чем-то мутным, желто-красным, с вкраплениями непереваренной пищи. Дейдара брезгливо отступает на шаг, а потом с удивлением понимает: все, его отпустило. - Знаешь, что меня всегда бесило в этом мире? – спрашивает он, доставая из кармана пачку сигарет. – То, что такие уроды, как ты, живут долго и по-своему, по-уродски, счастливо. А нормальные парни, как последние дураки гибнут на войнах, развязанных ради клочка пустыни со скважиной для ископаемого дерьма динозавров. Дейдара поддевает мыском ботинка бывшего одноклассника, и тот стонет что-то нечленораздельное, сплевывая на асфальт несколько белых осколков. - Слушай меня внимательно, погань бледная, - цедит Дейдара, ставя ногу на чужую голову. Мысль о том, что при должной сноровке можно раскроить чужой череп, словно перезревший арбуз, неожиданно будоражит воображение и согревает внутренности. – Если ты еще раз покажешься мне на глаза, то я отправлю тебя к твоей сучке-мамаше быстрее, чем ты скажешь «Дзясин». Понял меня? Красные глаза на грязном от песка и рвоты лице сверкают яростью: Тсукури не остается в долгу и хорошо знает, куда бить. О том, что мать Хидана была шизофреничкой, свернутой на религии, и, сбежав из психушки, совершила самоубийство посреди церковной мессы, знал весь город. Но не каждый осмеливался ткнуть белобрысого выродка этим в лицо. - Да, - голоса почти не слышно, но Дейдара угадывает ответ по движению лопнувших губ. - Хороший мальчик, - почти искренне улыбается Тсукури и, кинув окурок рядом с лицом Хидана, идет в сторону своего автомобиля. Сев в машину, Дейдара секунду сидит в тишине. Странный, исполненный какого-то полубезумного, истеричного торжества смех булькает у него в глотке, словно солоноватая кровь вперемешку с маслянистой, прогорклой рвотой. Контузия или таблетки? Какая разница? Ведь результат один. Перед сном он вдруг вспоминает, что же именно ему показалось странным в лице мужика, с которым он столкнулся, выходя от Умино. Глаза. У того парня были разноцветные глаза. Галлюцинации или реальность? Дейдаре все равно. *** Ему снится кабинет химии. Просторный, светлый, наполненный острыми запахами реагентов… - Зачем тебе это? Дейдара не отвечает, он слишком увлечен лабораторной работой. - Это бессмысленно. Пошли лучше собирать Харлей! Дейдара завершает опыт и отмечает получившиеся реакции в таблице. - Харлей? Сасори, какой толк от этой развалюхи? - Сам ты развалюха! Это же классика, винтаж! - Старье, - хмыкает Тсукури, взбалтывая содержимое плоскодонной колбы, и внимательно просматривает его на свету. – Осадок. - Неужели это интереснее? - Интереснее. - Ты дурак, Тсукури, понял? - Понял, - кивает Дейдара, а потом, завидев признаки подступающей злости в лице друга, заверяет его. – Да пойду я с тобой, куда денусь… Акасуна улыбается ему и вдруг, соскользнув с парты, подходит вплотную. Они оказываются так близко, что их дыхание смешивается, а Дейдара может разглядеть каждую рыжую веснушку на лице друга. Они целуются. Неловко, сталкиваясь носами и зубами, не зная куда деть руки, но целуются. Дейдара несмело кладет ладони на чужие плечи и… Просыпается от грохота. Минометный обстрел! Мысли, словно пойманные в силки рыбы, бьются в панике, но в следующий миг он видит яркий всполох за окном. Чертовы подростки… Тсукури стискивает мокрые виски и несколько раз быстро моргает. Странно… Он не плакал даже тогда, когда его, раскуроченного, словно свиную тушу на скотобойне, везли в подпрыгивающем на каждой рытвине хаммере, но тогда почему сейчас? Откуда эти горькие, словно морская вода, слезы? За окном опять раздается треск, и Дейдара до боли сжимает челюсти. Выглянув наружу, он застает занимательную картину: высунувшаяся по пояс карга Сенджу орет через всю улицу на толпу подростков, сгрудившихся вокруг догорающего фейрверка, а те, в ответ, демонстрируют ей средние пальцы. На секунду Тсукури зависает: звонить в полицию? Выйти к детишкам в пижаме и шугануть их завалявшимся в гараже револьвером? Как скучно и даже вульгарно. О, нет, он найдет способ повеселее, чтобы приструнить юных пиротехников. *** Проснувшись, он первым же делом идет в гараж. Как есть, нечесаный, с нечищеными зубами, со все еще мутной ото сна головой… Но стоит ему только выложить на столе перед собой все нужные коробочки, тюбики и бутылки, как сон словно рукой снимает. Кристальная ясность ума. Идеальная чистота, какая, наверное, бывает только у буддистских монахов после месяцев медитаций. Его руки, кажется, живут отдельной жизнью – смешивают, мнут, растирают, отмеряют… Здесь и сейчас он, наконец, обретает спокойствие и тихую радость человека, довольного тем, что делает. Не дома в кровати, не на кушетке у мозгоправа, не в баре с десятой по счету стопкой текилы… Нет. Только здесь и только сейчас. Черт, как же ему не хватало всего этого! Через полчаса, когда «воспитательная» смесь готова, Дейдара, вооружившись военным биноклем, устраивается у окна спальни. Узумаки-старшие уезжают ранним утром: бледно-голубой минивэн отъезжает от дома без четверти восемь, а темно-фиолетовый форд отчаливает десятью минутами позже. Без пяти восемь в начале улицы появляется ярко-желтый школьный автобус и великовозрастный отпрыск четы Узумаки отправляется в школу с крайне недовольной миной. Выждав для верности час, Дейдара натягивает синюю бейсболку и, спрятав кулек со смесью за пазухой, дворами крадется в соседский дом. Его всегда забавляла наивная манера миддл-класса устанавливать дверцы для собак и не иметь сигнализации на окнах в сушильную комнату. Узумаки, впрочем, не держали в доме животных, зато с удивительной беспечностью не озаботились должной защитой гаража. В два счета вскрыв замок, Дейдара проникает внутрь и, натянув перчатки, исследует одну комнату за другой. Среднестатистические Узумаки оказываются не такими уж заурядными. Во всяком случае, страпон, найденный в потайной секции стенного шкафа супружеской спальни, свидетельствовал именно об этом. Оценив размеры подозрительно яркого, лимонно-желтого силиконового достоинства, Дейдара невольно восхитился мужеством главы семейства и явно доминантными наклонностями его жены. Комната же юного Наруто (о чем свидетельствовала табличка на двери), тоже радовала обилием интересных вещей: заглянув в вентиляционную шахту, Дейдара обнаружил пакет травки, пару пачек презервативов, розовые, явно ношенные кружевные трусики и, судя по потрепанности, фотографию их обладательницы – девушки в школьной форме с розовыми волосами. Поразмыслив немного, Тсукури отсыпал себе немного травки и продолжил поиски, но ни под кроватью, ни в тайнике за спинкой кровати, ни в нише стенного шкафа фейерверков он не нашел. Это было довольно странно, потому как, он знал по собственному опыту, подростки предпочитали хранить все самое ценное и самое «палевное» поближе к телу. Впрочем, недостающее звено обнаружилось в подвале, среди коробок со старыми игрушками. Заменить одну смесь другой оказалось минутным делом, но когда он уже почти заканчивал, наверху раздались звуки открывающейся двери. Спешно закончив, Дейдара огляделся. Голоса наверху раздавались все громче, и Тсукури почувствовал сосущее чувство в животе и покалывание на кончиках затянутых в перчатки пальцев. Это было волнение… Конечно, в сравнении с тем, что он испытывал раньше, это был жалкий суррогат, но… Но до чего же это было здорово! Открыв окно, Дейдара бесшумно выбрался наружу и в два счета в два счета перемахнул через забор. - Черт, опять забыл окно закрыть, - донесся до Тсукури голос парнишки и смешки его друзей. – И знаешь, эта сиськастая стерва Цунаде… ну, которая справа живет, вчера приходила возмущаться, прикинь?.. Дейдара вернулся домой и до вечера прислушивался к уличным звукам. Он ждал хлопков, криков, сирены скорой помощи… Но юный Узумаки был на удивление благоразумен. *** Почти всю неделю Дейдара был возбужден предстоящим развлечением и это заметил даже мозгоправ на их регулярной встрече. - Вы чем-то взбудоражены, - сказал он, переплетая перед собой длинные, смуглые пальцы. – Это здорово, что вас еще что-то может так взволновать. О, да, здорово… Тсукури усмехнулся. - Я стал лучше высыпаться и ко мне вернулась радость жизни, - говорит Дейдара и только потом понимает, что слово в слово повторил фразу из рекламы ортопедических матрасов, что крутили по телевизору по ночам, в перерывах между гейской порнухой. Умино недоверчиво глянул на него и протянул: - Ну-ну, надеюсь, что дело в таблетках, а не в матрасе… Вот вы и попались, док, хмыкнул про себя Дейдара, заметив, как порозовел врач. *** Это случается в ночь с пятницы на субботу. Старшие Узумаки отчалили ранним вечером, так что ближе к десяти к их дому уже подтянулись многочисленные приятели их сына. К одиннадцати, когда музыку уже начали перебивать выкрики и смех, Дейдара погасил во всем доме свет и захватил из кухни пачку чипсов со вкусом бекона. Отрегулировав бинокль, он сел на стул и приготовился ждать. Впрочем, долго его ожидание не продолжилось, и уже через час веселая компания перебралась из дома на задний двор. Это немного огорчило Тсукури, ведь он рассчитывал на места в первом ряду… Впрочем, когда темноту озарила серия ярких вспышек, а пьяные и обезумившие от страха школьники ломанулись через кусты, оглашая окрестности истошным воем, старания окупились. В хвосте толпы бежал сам Наруто, выставив перед собой окровавленную левую руку. Тех, кто был к нему ближе всего в момент запуска фейрверка, можно было опознать по черным лицам и прокопченной одежде Наконец, когда подростки, истошно матерясь и отчаянно сорясь между собой, все же завели машину и уехали, Дейдара с хрустом прикончил последнюю чипсину и вскинул руки. Отныне больше никаких гребаных фейрверков и глюков о минометных обстрелах. Аминь. *** Однако радость от укрощения соседских подростков продлилась недолго: словно на контрасте с недавним эмоциональным подъемом, его одолела стойкая апатия. Нет, ему больше не снился Сасори, но мысли, словно по заколдованному кругу, вновь и вновь возвращались к нему. В один из тех вечеров, когда его особенно сильно доканывали тяжкие мысли, а алкоголь уже не спасал, Дейдара выпил больше положенной дозы таблеток. Намного больше. Он не хотел свести счеты с жизнью – он слишком много преодолел, спасая свою шкуру и шкуры товарищей, что бы сдаться в лапы смерти просто так, без боя. О, нет, в его случае самоубийство стало бы не облегчением, но позорной капитуляций. Просто… просто он хотел вырваться из водоворота тягостных, сжирающих его с потрохами, мыслей и выбрал именно этот вариант. Через час, после того, как он запил последнюю, горчащую на языке пилюлю водой из-под крана, его отрубило. Резко и конкретно, как обычно бывает только после смачного хука справа от стокилограммовой туши на ринге. Ему снилось… Нет, даже не снилось: он видел! Видел взрывы. Огромные и яростные, выжигающие сетчатку неосторожного зрителя своей ослепительной яркостью. Взрывы, взрывы, взрывы… Глядя на каждый из них, по одному лишь цвету и форме «гриба», в котором взвивались в воздух газы и продукты распада, он мог определить исходные вещества, скорость и качество реакций, рождающих эту восхитительную симфонию смерти. Там и только там, во сне, на грани реальности и бреда, он был свободен, был собой. Был… Счастлив? _____________________________ *«Thunderstruck» (с англ. Ошеломленный, сраженный ударом молнии) — песня австралийской хард-рок группыAC/DC. Первый трек альбома The Razor's Edge, выпущенного в 1990 году. **«T.N.T.» (рус. Тринитротолуол) — песня австралийской хард-рок-группы AC/DC, записанная в 1975 году.
Товарищи! А откуда в фандоме взялся дарк!Наруто с темными волосами и красными глазами? Вроде раньше такого фанона не было, а теперь на каждом шагу встречаю.
Чуваки! Мы тут с товарищами вспомнили свой первый фандом - и нам жуть как поиграть захотелось! Айда с нами? Щелк по картинке )))
Ностальгируете? Вспоминаете свой первый форум с умилением, изумлением и стыдом? Любите "Наруто", в конце-то концов, ведь это ваш первый фандом-он-не-забывается-какие-мы-были-маленькие-и-смешные-бла-бла-бла... Мы тоже. И мы решили тряхнуть стариной. Здесь нет системы боёв, здесь вообще нет боёв (мы никогда не могли в них разобраться). Здесь нет правил, потому что все равно их никто никогда не читает (нормальные люди соблюдают их по факту, а ненормальные надолго не задержатся). Здесь нет лютого, бешеного яоя, здесь нет персонажей из других аниме (а жаль, кстати, ведь это было ТАК СМЕШНО... лет пять назад...), здесь вообще ничего и никого нет, кроме любителей ненапряжной, расслабляющей и красивой игры. Присоединяйтесь, мы хорошо проведём время вместе.
Смотрите, парочка идёт - бездомный пёс и псевдо леди.
Товарисчи, тебайо! Собирается косбенд. Рассчитываю на хороший, годный косплей, поэтому, схожесть крайне важна. У нас есть - Наруто, Саске, Гаара, Джирайя, Тоби, Хидан, Итачи, Дейдара. Требуются все остальные. Чем нас больше - тем лучше. Я буду вас любить, гулять и тискать. И, да. Москва.
Артбук Наруто. читать дальше500 р Состояние идеальное.
Фанбук Наруто читать дальше350 р Слегка потрепанные края у обложки. Ничего утерянного - мини-постер внутри. Полностью на английском. Различная информация по миру Наруто, много букав.
Манга Наруто, 2 сезон, 28, 29 (главы 245 - 253 и 254 - 262) читать дальшеАнглийский язык. Состояние идеальное (даже пахнут свежо и Америкой) по 200 р штука
Манга Наруто 1 сезон читать дальшеВнимание! язык финский. х) Мало ли, может надо кому. Главы 91-99 150 р Состояние идеальное
Смотрите, парочка идёт - бездомный пёс и псевдо леди.
Товарисчи, тебайо! Собирается косбенд. Рассчитываю на хороший, годный косплей, поэтому, схожесть крайне важна. Нас уже трое xD Гаара, Саске и Наруто уже есть, да. Требуются все остальные. Чем нас больше - тем лучше. Я буду вас любить, гулять и тискать. И, да. Москва. Связь - умыл х)
Добрый день Нарутоманы. Уже давно не смотрю Наруто, но тут брякнуло в голову и хочется узнать как там Хината, жива не жива, я бросил смотреть на хрониках Шипудена. Быть может найдутся добрые люди и расскажут мне нынешнюю обстановку и жизнь данного персонажа ?
День добрый. Ищу я, собственно, игроков/собеседников по Наруто. Опыт в играх есть, хотелось бы найти Саске, Итачи, Сая в первую очередь, но, буду рад и остальным персонажам. В сети я регулярно. Написал сюда, так как где еще могут быть игроки по наруто, как не в сообществе по нему?) Пишите в icq 607325080 или на u-mail. Дневник так же веду, но он открыт только избранным)